Начался дождь, мелкая зеленая морось, придававшая тротуарам блеск влажной глазури.
Париж – грустный город, написала она, но очень красивый. Его красота заставляет забыть о грусти.
Френни заснула рядом с Хейлином в полном изнеможении. Когда она проснулась, он сидел на краешке кровати и смотрел на дождь за окном. Они не должны были встречаться, но это правило не распространялось ни на вчерашний день, ни на сегодняшний. Все небо над городом было затянуто тучами. Париж в ноябре стал унылым и серым. На крошечный балкончик слетелись голуби. Френни протянула к ним руку, и птицы принялись стучать клювами в стекло. Ей хотелось остаться здесь, в этом номере, навсегда. Вместе с Хейлом. Но ему совсем скоро пора уходить. Еще вчера он сказал, что его переводят в полевой госпиталь во Вьетнаме. Он вылетает сегодня. Все часы, остававшиеся до вылета, они провели в постели, вновь и вновь повторяя друг другу, что они вовсе не любят друг друга; они говорили так, чтобы наколдовать удачу и когда-нибудь встретиться снова.
Вскоре после ухода Хейлина сестры собрались в дорогу и вызвали такси. Они приехали в Тюильри, где листья уже коричневели и опадали. Таскать чемоданы было тяжеловато, и сестры остановились в первом же кафе, на которое набрели в парке. Они заказали белое вино, но почти к нему не притронулись. Они размышляли о маме, когда она была молодой, и о правилах, придуманных ею, чтобы защитить своих детей. Теперь у них появились свои собственные правила. Френни начертила круг на земле рядом с их столиком, вынула из кармана перо Льюиса, легонько подбросила в воздух и дала ему упасть. Если оно приземлится за пределами круга, значит, брата действительно нет в живых. Но перо приземлилось в самом центре круга. Джет тихо всхлипнула. Френни взяла ее за руку. Это хорошая новость. Винсент жив. Он где-то здесь, совсем рядом. Но ветер выдул перо из круга, и так сестры узнали еще одну правду. Винсент потерян для них навсегда.
Они вернулись в Нью-Йорк, и Френни взяла в привычку спать в бывшей комнате Винсента. По утрам она слушала эхо детских голосов, доносившихся со школьного двора по соседству. Она разрешила Льюису жить в доме. Ворон был уже старым и целыми днями дремал, сидя на столике у батареи. Пес повсюду ходил следом за Френни, но она не могла заменить ему Винсента, и теперь он с утра до ночи спал у двери в прихожей – ждал, что хозяин вернется.
По ночам сестры долго не могли заснуть, их беспокоили шум города, грохот автобусов, вой сирен, непрестанное движение машин на Седьмой авеню. Френни почти перестала открывать окна в доме, чтобы не чувствовать запах Нью-Йорка, который теперь никогда не менялся. Это был запах горького сожаления. Ей хотелось чего-то зеленого, свежего, сумрачного. Ей хотелось тишины, хотелось покоя.
Однажды ночью Френни приснилась тетя Изабель и ее старый дом в Массачусетсе.
Ты знаешь, что надо делать, сказала Изабель. Мы сами творим свою судьбу.
Френни проснулась и поняла, что тоскует по дому. Она спустилась на кухню, а чуть позже туда пришла Джет. С точки зрения Френни, Джет стала еще красивее с белыми волосами, потому что теперь ее красота не бросалась в глаза, а просвечивала изнутри.
– Я уже собралась и готова ехать, – сказала Френни сестре. Она и вправду уже собрала чемодан.
Джет удивленно спросила:
– Куда ехать?
– Туда, где будем чувствовать себя дома.
– Хорошо. Мы закроем магазин.
– Я позвоню адвокату. Он сумеет продать этот дом. Все равно это было лишь временное пристанище. Пусть теперь он достанется кому-то, кому здесь будет хорошо.
Джет понимала желание сестры. Они еще никуда не уехали, а дом номер 44 на Гринвич-авеню уже отодвинулся в прошлое. Он исчезал буквально у них на глазах. Это был дом для троих, но теперь сестры остались вдвоем. Джет вспоминала, как Винсент впервые сыграл «Я бродил по ночам», вспоминала Эйприл и Реджину, как они ели шоколадный торт у них в кухне, вспоминала водопроводчика, починившего им всю сантехнику в обмен на приворотное зелье, вспоминала ту ночь, когда Винсент пришел домой и сообщил им, что он влюбился. А Френни вспоминала, как она стояла на тротуаре, смотрела на темные пустые окна и знала, что в саду за домом растет сирень и что она купит именно этот дом, и какое-то время они будут жить здесь и постараются быть счастливыми, и они были счастливыми – в каком-то смысле.
За два года у Френни скопилось сто двадцать писем от Хейлина. Перевязанные бечевкой, они хранились в бюро в столовой. Дом на Гринвич-авеню был продан и перестроен под офисы. На третьем этаже расположилось литературное агентство с главным офисом в бывшей комнате Винсента. Руководитель агентства – милая женщина с красивой улыбкой – расставила книжные шкафы у стены, где когда-то стояла кровать Винсента. В магазине на первом этаже открыли книжную лавку, и владельцы не раз находили то красную нитку, то куриную косточку-вилочку в самых неожиданных местах. Теплица, которую Винсент построил в саду, совсем развалилась. Обломки собрали и свезли на свалку, но семена разнесло по ближайшим дворам, и еще несколько лет в переулках росли подсолнухи и наперстянки. Сестры забрали с собой в Массачусетс покосившийся кухонный стол, стоявший еще в доме родителей на Восемьдесят девятой улице, и чучело цапли, которое они поставили в тетиной гостиной и украшали блестящей елочной мишурой на каждый Йоль
[13].
Дом Оуэнсов на улице Магнолий сразу же стал для них как родной. Френни обосновалась в комнате тети Изабель, где Льюис – уже совсем старый, с седыми перьями, – целыми днями сидел на бюро. Джет поселилась в гостевой комнате, где спала Эйприл Оуэнс, когда они с Френни не захотели делить с ней комнату на чердаке. Чердак, где они жили в первое лето у тети, подходил для молоденьких девочек, но уж никак не для взрослых женщин, нуждающихся в комфорте, и сестры устроили там кладовку. Гарри по-прежнему спал у двери в прихожей в ожидании хозяина, а Грач днем и ночью носился по саду, гоняя кроликов и мышей.
У них была вся зима, чтобы привести дом в порядок и восстановить все, что так долго пребывало в небрежении. Чарли привез им дрова для камина, прочистил водосточные трубы и срезал плющ, что оплел все крыльцо. Он был рад, что в доме снова живут.
– Я скучаю по вашей тете, – сказал он сестрам. – Она была совершенно необыкновенной.
В те дни, когда небо плевалось снегом, Джет обычно садилась читать у окна на лестничной площадке. Магия возвращалась к ней медленно, как давно позабытый сон, брезжущий где-то на краешке сознания.
Теперь, поселившись в городе, она ходила на кладбище каждое воскресенье независимо от погоды. Соседские дети прозвали ее нарциссовой тетенькой, потому что по воскресеньям ее всегда видели с букетом нарциссов. Иногда преподобный Уиллард подвозил ее домой на машине, особенно если шел сильный дождь. Он тоже ходил на кладбище каждое воскресенье. В хорошую погоду приносил с собой два раскладных стула, а в дождливые дни – большой черный зонт.
