– Здесь легко потеряться, – сказал молодой человек.
– Да, – согласились сестры.
Никогда прежде они не чувствовали себя такими потерянными и растерянными. Почему каждый раз, когда они пытаются думать о брате, их мысли как будто тонут в тумане?
– Это очень старое кладбище, настоящий город мертвых, – сказал их провожатый, одетый так же, как мог бы одеться Винсент. Длинное черное пальто, черные джинсы, замшевые ботинки.
У сестер не укладывалось в голове, что Винсент мог умереть от сердечного приступа в столь юном возрасте, но таково было заключение врачей. Мир без Винсента стал пустым и нелепым. Сестры решили, что в день прощания с братом они не наденут черные траурные одежды. Они решили прийти на похороны в белых платьях, которые Джет нашла в секонд-хенде рядом с отелем «Челси». И Френни только теперь сообразила, что это были за платья.
– Они же свадебные! – раздраженно прошептала она.
– Ты сказала, что надо белые. Других белых там не было, – виновато пробормотала Джет.
Хотя был ноябрь и было холодно, они все разулись и встали возле могилы босыми в знак уважения к покойному. Другие приглашенные были друзьями Агнес и, как оказалось, Сюзанны Оуэнс. Все прошло быстро, как, наверное, и хотелось бы Винсенту. Он не любил избыточного проявления чувств, если это не истинная любовь, когда сколько бы ни было чувств, их все мало. Агнес обняла сестер и расцеловалась с Уильямом в обе щеки.
– Очень приятно с тобой познакомиться, – тепло сказала она ему. – Я много о тебе слышала, и вот ты здесь.
После кладбища все отправились на поминки, в маленький ресторанчик неподалеку. В крошечном зале горели свечи, хотя на улице было еще светло. Рисунок на обоях создавал трехмерные оптические иллюзии, вместо стульев стояли широкие кресла, обитые бархатом.
– В молодости мы с Сюзанной частенько захаживали сюда, – сказала Агнес Дюран. – И в кафе в парке Тюильри, где я встретила Винсента. Мы с Сюзанной были так похожи, что все думали, будто мы сестры.
– Вот мы совсем не похожи, хотя мы сестры, – сказала Джет и взяла Френни за руку. У нее было странное чувство, словно эта мадам отобрала у них Винсента.
– Я имела в виду, у меня ощущение, как будто мы с вами одна семья, – проговорила мадам Дюран, пытаясь пригладить встопорщенные перья Джет.
– Спасибо, – сказала Френни. – Но поймите, пожалуйста, что мы потеряли родного брата.
– Конечно. Я ни на что не претендую. И я очень сочувствую вашему горю.
Френни почему-то не верилось в искренность ее слов, но тут подали ужин, и это ее отвлекло. Среди прочих закусок были устрицы и сыры. Такса хозяина ресторана устроилась спать в одном из бархатных кресел.
И только потом Френни сообразила, что за столом нет Уильяма. Наверное, он так и остался на кладбище, не в силах покинуть любимого человека. А они все ушли и бросили Уильяма одного в такую тяжелую для него минуту. Как же так можно?!
– Я сейчас вернусь, – сказала она Джет и выскочила на улицу, надеясь, что у нее получится отыскать путь обратно к могиле. Уже вечерело. Френни металась по улицам в меркнущем свете дня, чувствуя, как паника подступает к горлу тугим комком, но все же нашла вход на кладбище.
К вечеру похолодало еще сильнее, каменные дорожки покрылись наледью, дыхание Френни клубилось стылыми белыми облачками, ее белое платье было слишком воздушным и легким для такого студеного вечера. Могильщики закапывали могилу, бросая в разрытую яму комья мерзлой земли. Френни остановилась. Ей казалось, что сердце сейчас разорвет грудь изнутри.
Впереди показалась тень высокого мужчины.
– Уильям! – крикнула Френни, но даже если это был он, то он не ответил.
Френни прищурилась. Заходящее солнце светило прямо в глаза, в его оранжевом свете все было зыбким, расплывчатым, ускользающим. Листья на деревьях шуршали, словно о чем-то шептались под ветром, вздымавшим пыль с холодной земли.
– Это ты? – крикнула Френни.
Она так и не разглядела, была ли там тень одного человека или двоих. И вдруг она все поняла. Она почувствовала, что брат где-то рядом, как всегда чувствовала его, когда они в детстве играли в прятки в подвале и мама никак не могла их найти. Френни пошла по дорожке, но оранжевый свет ослеплял, и она чуть не сбила с ног женщину, принесшую цветы на чью-то могилу, и ей пришлось извиняться. Она даже не понимала, что плачет, пока не заговорила с той женщиной. Ее извинения были приняты легким пожатием плеч, а потом Френни осталась одна. Стоя посреди кладбища, она наблюдала, как небо становится все темнее, а тени – плотнее и гуще. Когда стало ясно, что она не сумеет найти дорогу к могиле брата, она развернулась и пошла прочь.
Когда она подошла к ресторану, Хейлин как раз выходил из такси. Он прилетел из Франкфурта, где размещался военный госпиталь, к которому он был приписан, и теперь они с Френни обнялись прямо посреди тротуара. Они целовались взахлеб и никак не могли остановиться. Здесь, в Париже, никто не смотрел на них косо.
– Мне надо было приехать раньше, – сказал он.
– Главное, что ты приехал, – ответила Френни.
Вид у нее был не столько подавленный горем, сколько совершенно ошеломленный.
Весь вечер она просидела молча, а когда подали десерт, спросила у Агнес, можно ли будет зайти к ней завтра.
– Хочу вас поблагодарить и, может быть, познакомиться с вами поближе. Я была грубой, простите.
– Мне очень жаль, – сказала Агнес, – но завтра я уезжаю в мой загородный дом. У меня просто не будет времени на гостей.
– И это все? Винсента больше нет, и нам даже нельзя о нем поговорить?
Агнес пожала плечами.
– Как понять жизнь? Это в принципе невозможно. Для мира Винсент умер. И пусть так и будет, моя дорогая.
– Об Уильяме нам тоже нельзя говорить? Я даже не знаю, где он. Что я отвечу его отцу, когда он позвонит и спросит?
– Уильям там, где ему хочется быть. Многие ли из нас могут сказать о себе то же самое?
Когда они вернулись в отель, Френни на минутку оставила Хейлина и отвела Джет в сторонку.
– Уильям нам врал, – сказала она. – И этот спектакль с похоронами… Мы-то с тобой горевали по-настоящему, а Уильям все знал и молчал. Мадам Дюран наложила на Винсента сильные чары отвода глаз, чтобы мы не узнали правду. Он жив, Джетти.
– Если Уильям нам врал, то только ради Винсента. Мы давно знали, что нам придется его потерять. Мне кажется, это был лучший выход.
– Заставить нас думать, что Винсент умер?
Пусть лишь ненадолго, и все же… Это было так страшно.
– Он умер. Для нас. И пусть так и будет, если мы желаем ему добра.
Джет была даже рада, что Френни с Хейлином хотелось побыть вдвоем. Сейчас ей надо остаться одной. Наедине со своим горем. Потеря брата стала тяжелым ударом. Джет поднялась к себе в номер, сняла шляпу, которую проносила весь день, глянула в зеркало и обомлела. Ее волосы поседели все разом. Это произошло на похоронах. Ее главная красота, ее роскошные черные волосы… Их больше нет. Она смотрела на свое отражение и видела женщину, которую уже видела раньше, в тетином черном зеркале. Она задумалась, что сделал бы Леви, будь он сейчас с ней. Наверное, обнял бы ее и сказал, что она все равно очень красивая, пусть даже это неправда. Может быть, почитал бы ей вслух стихи из книжки и предложил бы сходить куда-нибудь выпить, в какой-нибудь маленький сумрачный бар, где слегка мрачновато, но зато тепло, и можно сидеть, тесно прижавшись друг к другу. Но теперь, без него, она вошла в свое будущее в одиночку и стала такой, какой стала, нравится это ей или нет. Леви так и остался мальчишкой, а Джет стала женщиной, потерявшей почти всех, кого она любила. Она вспоминала свои же слова, которые однажды сказала Эйприл. Так устроена жизнь: жить – значит терять. Если ты ничего не теряешь, то ты как бы и не живешь. Она позвонила в обслуживание номеров и заказала кофе, уже понимая, что сегодня ей не заснуть. Париж слишком шумный, в комнате холодно, боль от потери Винсента еще свежа. Джет вовсе не тяготилась своим одиночеством. Присев у окна, она написала открытку Рафаэлю. Она постоянно писала ему открытки, даже когда они оба находились в Нью-Йорке, а при встречах они вместе зачитывали их вслух, лежа в постели. Ей хотелось, чтобы сейчас он был рядом. Разумеется, просто как друг. Друг, с которым всегда хорошо и спокойно.
