Теперь его узнавали в клубах. Знавшие Винсента по «Балагуру» по старой памяти называли его Колдуном, и давнее прозвище прижилось и сейчас. У него был такой тихий голос, что собеседникам приходилось наклоняться поближе к нему, и вот тогда что-то вдруг замыкало и происходило какое-то волшебство. Да, он был неимоверно хорош собой, но очаровывал не красотой. Не только красотой. Поползли слухи, что он обладает поистине нечеловеческими способностями. Говорили, он может достать кошелек у тебя из кармана, даже не прикасаясь к нему. Может украсть слова песни прямо из твоей головы: то ли и вправду читает мысли, то ли ты просто забыл, как однажды напел ему пару куплетов, – а потом он немного меняет слова, и текст получается просто волшебным, ты никогда бы так не написал, и в конце концов ты даже не сможешь узнать свое собственное сочинение. Он носил с собой книгу магических заклинаний и за определенную плату мог бы наколдовать тебе почти все что угодно. Самые невероятные мечты воплощались в реальность. Безнадежные планы внезапно осуществлялись. Девчонка, которая раньше тебя не замечала, вдруг сама вешалась тебе на шею. Тебе предлагали хорошую работу, хотя у тебя нет ни опыта, ни умений. Неожиданно приходило письмо с сообщением, что ты получаешь наследство от дальнего родственника, о существовании которого ты даже не подозревал.
Винсент пару месяцев подрабатывал официантом в «Газлайте», где бесплатно угощался любыми блюдами из их причудливого меню: хлеб с финиками и орехами, творожная масса, жаренный в кляре сыр, гамбургеры, розовый лимонад и несколько видов мороженого, которое он потихоньку таскал домой для Джет. Мятное, шоколадное, ванильное, со вкусом рома или бренди. Ему приходилось бежать домой со всех ног, чтобы мороженое не растаяло по дороге. Его уволили по наущению взбешенной официантки, чьи домогательства он отверг, и в отместку она сообщила начальству, что он еще несовершеннолетний.
На выходных он обычно обедал хот-догом в «Недиксе» на углу Восьмой улицы и Шестой авеню и шел в Вашингтон-сквер-парк, где по воскресеньям после обеда собирались музыканты, игравшие фолк. У него по-прежнему была старенькая гитара «Мартин», купленная три года назад. Инструмент, который, казалось, умел чувствовать и проявлять свои чувства, чего сам Винсент был лишен. Он воодушевлялся, когда выступал, его голос вдохновенно воспарял. Но песня заканчивалась, и Винсент вновь ощущал свою внутреннюю пустоту. Он был как полый тростник, сквозь который дул ветер. Еще один парень в черной кожаной куртке из сотни таких же парней, что околачиваются на углу Макдугал и Бликер-стрит.
– Ты уверен, что тебе только семнадцать? – спросил лучший в Нью-Йорке учитель игры на гитаре, Дэйв Ван Ронк, когда Винсент отыграл в парке целый концерт с группой взрослых, опытных музыкантов. Ван Ронк по прозвищу Мэр Макдугал-стрит был приятелем Дилана и поистине культовой личностью в музыкальных кругах.
– Я ни в чем не уверен на самом деле, – сказал Винсент, пожимая протянутую ему руку и впервые в жизни стараясь держаться как можно скромнее.
– Главное, ты продолжай играть, – сказал Ван Ронк. – Это твое, можешь не сомневаться.
Это было такое время, когда дети грезили о ядерных испытаниях и падающих звездах. Во всем ощущались тревога, предчувствие смуты. Массовые беспорядки в больших городах. Война на другом конце света, истекающем кровью. Проходя через Вашингтон-сквер-парк, Винсент слышал мысли других людей, вопли бьющих по нервам эмоций, настолько пронзительных, что иногда он боялся сойти с ума. Теперь он понимал, почему Джет не жалеет о потере своего дара. Ему было невыносимо выслушивать голоса мертвых нищих, похороненных в безымянных могилах под зацементированными парковыми дорожками. Преданные забвению, они взывали к любому, кто мог их услышать. Для них мир был юдолью страданий и слез. Убитые, брошенные, больные, исковерканные и надломленные, потерпевшие и преступники – без разбору. Они все взывали к нему. Винсент уже жалел о своем даре. Лучше бы его не было вовсе. То, что в детстве представлялось ему игрой, теперь стало бедой. Он не желал приобщаться к чьей-то чужой боли, не хотел знать людей лучше, чем они сами знали себя.
Чтобы отгородиться от собственного ясновидения, он стал носить черную шапку, связанную из металлической пряжи. Он нашел эту шапку в Нижнем Ист-Сайде. Там же, где когда-то купил свою первую книгу о магических практиках. Винсент никогда не рассказывал Френни правду, откуда он вообще узнал о существовании «Мага»: прочел о нем в одной из отцовских книг. Доктор Берк-Оуэнс изучал фольклор, историю магии и юнгианские архетипы и собрал неплохую библиотеку по теме. Винсент тогда был ребенком, но уже знал, чего хочет. Ему хотелось быть лучшим во всем, что он делает. Любой ценой. Он искал «Мага» повсюду, но продавцы во всех книжных смеялись над ним и говорили, что все экземпляры давным-давно сожжены. И вот однажды ему повезло. Прямо на улице он познакомился со старым потасканным наркоманом, продававшим магические прибамбасы, которые складировал в комнате в полуразрушенном заброшенном здании. Именно там, в старой тачке, среди непонятного хлама, прикрытого потрепанным пледом, Винсент и нашел вожделенную книгу. Он отдал за нее пятьдесят долларов, которые вытащил из кармана пальто кого-то из папиных пациентов, и нитку жемчуга, украденную из маминой шкатулки с украшениями. Он думал, что продавец даже не подозревает об истинной ценности книги, но старик покачал головой и сказал:
– Давно мечтал от нее избавиться. Ты с ней осторожнее, а то заведет тебя на кривую дорожку. Это тяжкая ноша, потом сам поймешь.
Когда Винсент вернулся в поисках металлической шапки, оказалось, что старый торговец уже давно сгинул. Здание, где он обретался, теперь захватили сквоттеры. Они попытались прогнать Винсента, когда он осматривал бывшую комнату старика и нашел шапку, забытую на полке. Как будто специально оставленную для него. Взбешенный Винсент выстроил стену огня, вызвав пламя из ниоткуда, и сквоттеры отступили. Как ни странно, но именно здесь, в этом ничейном заброшенном здании, Винсент чувствовал себя так, словно вернулся домой. Он помнил правила магии, которым его научила тетя. Первое правило: Не навреди, – но Винсента манил другой мир. Порча, проклятие, сглаз, заклинания на духовную хворь – эти порочные практики быстро затягивают, особенно если клиенты готовы платить за работу хорошие деньги.
Он обосновался в берлоге своего предшественника, где открыл небольшую «волшебную лавку». В основном он занимался симпатической магией, отнимавшей так много сил, что потом ему приходилось спать по несколько суток подряд, чтобы восстановиться. Уже очень скоро у него появился довольно большой круг богатых клиентов, которых не волновали какие-то правила. Они с готовностью брали ответственность на себя, когда приходили к нему с заказом обратить зло против тех, кто желает им зла. Тут применялись обратные чары с перевернутыми свечами и зеркалами. Чтобы навести порчу на врага – чаще всего конкурента по бизнесу, – надо было прибегнуть к дурной, черной магии, завязанной на фотографии, кукле или любом другом изображении, обозначающем адресата проклятия. Некоторые заклинания были болезненными, неприятными или рискованными. Все без исключения – аморальными. Однако Винсент все равно собирал и продавал атрибутику ненависти и зависти: монеты, зеркала, расчески, каменные пирамидки, резные фигурки, защитные обереги и амулеты, призванные навредить. Френни оказалась права насчет его магических пристрастий. Когда-нибудь они точно доведут его до беды.
