– Посмотри на меня, – сказал он.
Джет открыла глаза.
– Я не хочу быть мертвецом, – сказал Рафаэль. Джет отвернулась и тихо заплакала, но он был настойчив: – Нельзя притворяться. Мы оба живые. Если у нас что-то будет, пусть будет, как у живых. Иначе все выйдет неправильно.
Джет посмотрела на него и, может быть, только теперь увидела по-настоящему. Красивый парень, который беспокоился за нее, хотя они виделись впервые в жизни. Когда они занялись любовью, она не закрыла глаза. Ее первый раз должен был быть не таким, с ней должен быть Леви, но все получилось иначе. Два незнакомца в одной постели. Они слышали шум машин на Пятой авеню. Слышали шелест деревьев под ветром. Когда она обнимала его, он был собой, и, наверное, так было правильно.
– Так что, я теперь за тебя отвечаю до конца своих дней? – спросил Рафаэль. – Как это бывает, когда ты спасаешь кому-то жизнь и становишься вроде как его ангелом-хранителем, и не успокоишься до тех пор, пока точно не будешь знать, что с твоим подопечным все хорошо.
– Со мной все хорошо, – сказала Джет.
– Тогда почему я еще беспокоюсь?
Уже смеркалось, и в номере было темно. Джет боялась, что Рафаэля уволят, невзирая на дядю.
– Если ты потеряешь работу, все будет наоборот. Тогда уже я буду чувствовать себя виноватой.
– Если я потеряю работу, значит, это судьба, – сказал он.
– Мы сами творим свою судьбу, – сказала Джет.
Она только теперь осознала, что они сделали. То, что случилось, уже случилось. Сделанного не воротишь. Но каждый из них может выбрать, как отнестись к произошедшему. Она настояла, чтобы он оделся и вернулся к работе. Он не стал спорить, но, кажется, ему не хотелось уходить.
– Значит, между нами ничего нет, – сказал Рафаэль.
– Конечно, нет. – Она рассказала ему о проклятии. О том, что любовь в их роду всегда оборачивается бедой. Она рассказала ему всю правду, не видя смысла что-либо скрывать: сейчас они распрощаются и никогда больше не встретятся. Но дело в том, что теперь она видела его иначе. Он был очень красивый – красивее, чем ей показалось сначала, – и он действительно беспокоился за нее. Он не Леви и никогда им не будет, как бы она ни старалась разглядеть в нем Леви.
– Нам надо встретиться через полгода. Здесь, в этом отеле. Чтобы посмотреть друг на друга и убедиться, что все нормально, – сказал он. – Я хочу быть уверен, что ты не покончишь с собой.
Джет покачала головой.
– Я не покончу с собой. Но больше мы никогда не увидимся. Давай проясним это сразу.
– Тебе его не хватает, – сказал Рафаэль. – Даже сейчас.
Да, это правда. Но теперь день аварии отодвинулся в прошлое и, похоже, останется там навсегда. Она была рада, что открыла глаза.
– Я рада, что ты был собой, – сказала Джет.
Он поцеловал ее на прощание, поцеловал от себя, и они оба рассмеялись.
– Я тоже рад, – сказал он.
Когда Рафаэль ушел, Джет приняла горячую ванну, потом надела мягкий белоснежный халат и доела остатки курицы с фасолью. Она прилегла на кровать и позвонила Френни, чтобы та не волновалась, куда пропала сестра.
– Ты в отеле «Плаза»?! – изумилась Френни. – Сколько там стоит номер? Наверное, целое состояние!
– Так надо, Френни. Мне нужно было закончить то, что должно было произойти в ту ночь.
На Пятой авеню уже зажглись фонари. Скоро Рафаэль закончит смену и пойдет на вечерние занятия в колледже. Он говорил, что хочет стать учителем. Джет встала с кровати и подошла к окну. Кажется, она видела, как он вышел из отеля. Но, может быть, это был вовсе не он. Ведь она едва его знала.
– Здесь красиво, – сказала она сестре.
Джет уже и забыла, каким красивым бывает небо в этот вечерний час.
– Ты придешь домой завтра утром? – спросила Френни. – У нас нет денег на еще одни сутки в «Плазе».
– Да, – уверила ее Джет. – Я приду завтра утром. Но сперва закажу завтрак в номер.
Номер в отеле «Плаза» был не самой серьезной из их финансовых проблем; еще до открытия магазина почти все их сбережения ушли на налоги и оплату счетов за отопление и электричество. В надежде привлечь деньги в дом Джет сотворила бумажные чары: сожгла в камине долларовую купюру, вымоченную в меде и в молоке. Единственным результатом стал заказ на коробку черного мыла от крошечной аптеки на Бликер-стрит. Френни чуть изменила рецепт, добавив ингредиенты, доступные в городе. Здесь у них не было сочных трав и цветущих роз, как в саду Изабель. Поэтому Френни решила обойтись тем, что есть. Ветка ясеня из Вашингтон-сквер-парка, два пера, оброненных голубкой на Западной Четвертой улице, листья чахлой сирени, растущей у них во дворе. В результате их мыло получилось не таким мягким и гладким, как у Изабель, зато более насыщенным и ядреным. Умоешься с таким мылом, и не только станешь красавицей, но и преисполнишься боевого задора. Очень полезно для тех, кто каждый день ездит в метро или приходит с работы домой уже затемно.
Аптека стала заказывать мыло на постоянной основе, но все равно это были разовые заказы, и денег катастрофически не хватало. Чтобы хоть как-то держаться, пришлось распродать семейное имущество. Они продали за бесценок мамин лиможский сервиз. Продали французские медные кастрюли и мамину любимую бижутерию: морскую звезду, бабочек и жуков. В один хмурый пасмурный день, когда им было нечем платить за электричество, они отнесли почти всю одежду Сюзанны Оуэнс – костюмы от Шанель, платья от Диора – в комиссионку на Двадцать третьей улице рядом с отелем «Челси». Френни торговалась как одержимая, но в итоге они получили лишь несколько сотен долларов за неподвластные времени наряды, которые их мама купила в Париже, когда была молодой и влюбленной. Френни с Джет сели в холле отеля «Челси» и снова пересчитали деньги.
– Остановилась бы здесь, а не в «Плазе», – сказала Френни. – Тогда, может быть, мы бы сейчас не считали гроши.
– Моя судьба дожидалась не здесь. – Джет слегка улыбнулась, и эта улыбка выдала ее с головой.
– Ясно. – Теперь Френни все поняла. – И как же звали твою судьбу?
– Это не важно, – заверила ее Джет.
Френни прищурилась.
– Любовь?
– Ни в коем случае. Мы больше не собираемся встречаться, – весело проговорила Джет.
– Прекрасно, – сказала Френни. – Теперь ты у нас новая Колючая девчонка, у которой нет сердца.
Джет рассмеялась:
– Ну, нет. Это твой титул. Пожизненный.
– Да? – задумчиво переспросила Френни.
Джет подошла к сестре и села рядом.
– Френни, я пошутила. У тебя самое доброе сердце из нас троих.
– Неправда. – Френни сердито нахмурилась, хотя ей хотелось расплакаться. У нее до сих пор стояли перед глазами мамины вещи на вешалках в комиссионке.
