У них оставалась еще вся весна и все лето, чтобы насладиться Манхэттеном. В парке цвели магнолии и вишневые деревья. Френни с Хейлом встречались в вечерних сумерках – свободные люди, уже неподвластные воле родителей. Они бродили по парку, который так сильно любили и по которому так отчаянно будут скучать, смотрели на звездное небо, лежа в траве на Овечьем лугу, мочили ноги в холодном озере, наблюдали за лесными мышами, собиравшими желуди на Кедровом холме, следили за полетом летучих мышей, гнездившихся на английских дубах и робиниях. Ворон Льюис сопровождал Френни и Хейлина в этих прогулках, и если они брали с собой сэндвичи, Хейл кормил Льюиса хлебными крошками.
– Ты его разбалуешь, – говорила Френни. – Вообще-то он дикий.
– Может быть, ему хочется быть домашним, – задумчиво отвечал Хейлин.
Хейл уже решил, что если он унаследует отцовское состояние, то перечислит все деньги в какой-нибудь благотворительный фонд, потому что каждый раз, когда он входил в семейный особняк Уокеров на Пятой авеню, у него было чувство, что он повернул не туда и по ошибке живет в семье, где были бы рады совершенно другому сыну.
– Ты – единственный человек, кто меня знает по-настоящему, – сказал он Френни.
И вот тогда она его поцеловала. Она вовсе не собиралась его целовать. Все получилось само собой. Просто ее охватило чувство, названия которому она не знала. Она знала, что между ними ничего не будет. Ничего быть не должно. И все-таки она поцеловала его еще раз. И еще раз, на удачу.
Винсент сидел в «Балагуре», где стал уже завсегдатаем, и был в изрядном подпитии. Он не рассказывал сестрам о том, что видел в будущем, потому что ему не нравилось видеть будущее. К счастью, когда бармен позвонил к ним домой, трубку взяла Френни, а не кто-то из родителей. Вместо приветствия бармен сообщил, что Колдун сам не доберется до дома и надо, чтобы его кто-то забрал.
– Что еще за Колдун? – спросила Френни.
– Парнишка, который умеет показывать фокусы. Он дал мне твой номер. Сказал, он твой брат.
Френни подтвердила, что да, он ее брат, и бармен сказал, что Винсента, когда он выпьет, можно уговорить показать пару фокусов: свет мигает, спички вспыхивают, если на них подуть, ножи и вилки звенят, словно при землетрясении. Но сейчас он напился вдрызг, и бармен боится отпускать его одного: как бы с ним не случилось чего плохого. Френни взяла такси и примчалась в бар.
Бармен махнул ей рукой и доверительно сообщил:
– Он пьет с полудня.
Френни попросила стакан томатного сока, самый большой, какой есть, и скользнула в кабинку, где в пьяном ступоре сидел Винсент.
– Привет, сестренка, – сказал он, когда Френни уселась за столик напротив него.
Она принесла средство от опьянения: порошок из кайенского перца, кофеина и зверобоя, который теперь высыпала в томатный сок.
– Пей, – сказала она.
Винсент отпил глоток, и его передернуло от отвращения.
– На самом деле ты не такой, – сказала Френни. – Ты лучше.
– Правда? Я вижу будущее, которое не могу изменить, Френни. Я пью, чтобы не видеть. Раньше это были разрозненные фрагменты, совершенно невнятные, но теперь они собираются воедино. В последнее время я вижу одно и то же. Несчастье. Большое несчастье. И уже совсем скоро.
– Если ты будешь так пить, несчастье точно случится, рано или поздно.
Френни произнесла это небрежно, но ей вдруг стало не по себе. Глаза Винсента сделались почти черными. Плохой знак.
– Я не шучу, – сказал он. – В нашей семье. В этом месяце. На полнолуние.
– Тогда можешь не беспокоиться, – сказала Френни. – В этом месяце полнолуние уже было.
Френни запомнила полнолуние, потому что в ту ночь у нее было тайное свидание с Хейлином. Они встретились на Семьдесят четвертой улице у статуи Алисы в Стране чудес. Полночь была такой светлой, что они без труда разбирали слова, выбитые на гранитном постаменте: Варкалось. Хливкие шорьки пырялись по наве
[6]. Тем поцелуем в вечернем парке Френни запустила взрывную реакцию между ними, и назад уже не повернешь. Ничего не отменишь при всем желании, да и не было у Френни такого желания. Варкалось значит четыре часа пополудни, но оно означает гораздо больше: вертеться, вариться, сверкать, нестись сломя голову, неудержимо.
– Не беспокойся о фазах Луны, – сказала она Винсенту. – Лучше побеспокойся о собственном пьянстве.
Она указала на стакан с томатным соком, и Винсент послушно допил снадобье до дна. Кажется, он уже чуть протрезвел, но когда ставил стакан на стол, тот разлетелся на мелкие осколки и стекло сделалось синим.
– Заплатишь за порчу имущества, Колдун, – крикнул ему бармен.
Винсент поднял глаза на Френни. Он был потрясен и встревожен.
– Клянусь, это не я.
Стекло, разбившееся само по себе, предвещает смерть.
– Я говорю правду, – сказал Винсент. – Смерть где-то рядом. Такого со мной раньше не было. Мне кажется, я могу к ней прикоснуться. Она как черный круг, и он сжимается все теснее.
Он поднял руку, сжатую в кулак, а когда разжал пальцы, у него на ладони чернело пятно, словно от сажи.
– Прах и пепел, – сказал Винсент. – Френни, ты должна меня выслушать.
Френни пробрал озноб. Но она все равно попыталась подойти к его предсказанию с точки зрения логики.
– Конечно, кто-то умрет. Вот прямо сейчас, в эту самую секунду, в мире умерло несколько человек. Это не обязательно связано с нами. – Она схватила брата за запястье и встряхнула его руку. Пепел взметнулся в воздух, где сразу сделался белым, потом – бесцветным и рассеялся без следа. Френни собрала осколки стакана в салфетку и отнесла их на барную стойку. – Он несовершеннолетний, – сказала она бармену. – Пожалуйста, не подавайте ему алкоголь.
Домой они шли пешком и почти не разговаривали по дороге. Каждый был погружен в свои мысли. Они услышали пчел, когда до дома остался один квартал. Завернув за угол и увидев свой дом, они застыли как вкопанные. Пчелы роились буквально у каждого окна.
Френни с Винсентом испуганно переглянулись. Пчелы пытаются проникнуть в дом, когда кому-то из домочадцев в скором времени суждено умереть.
– Я скажу маме, пусть вызовет дезинсектора, – сказала Френни.
Винсент вдруг протрезвел.
– Этого ничего не изменит. Нельзя отменить неизбежное.
– Почему же нельзя? Человек может изменить свою судьбу.
– Ты так думаешь?
Они встали поближе друг к другу.
– Ты знаешь, кому угрожает опасность? – спросила Френни.
– Не знаю. Наверняка не тебе и не мне, потому что мы видим знамения.