– Ах, мама! – Это было все, что ответил Гомер.
Он встал из-за стола и захромал к окну. Оттуда он посмотрел на пустырь, на Августа Готлиба и его дружков, которые с азартом гоняли футбольный мяч.
– Что у тебя с ногой? – спросила миссис Маколей.
– Ничего, – сказал Гомер. – Разок шлепнулся оземь. – Не оборачиваясь к ней, он продолжал: – Знаешь, ма, ты, верно, самый замечательный человек на свете. – Он засмеялся чему-то, что увидел в окне. – Агги снова завладел мячом. А мне уж не до игры. Зайду в телеграфную контору. Я обещал прийти на случай, если понадоблюсь. – Он пошел к двери и остановился. – Да, – сказал он, – чуть было не забыл. Мистер Гроген – знаешь, наш ночной телеграфист – попробовал вчера один из бутербродов, которые ты прислала с Бесс. Он велел сказать тебе спасибо. Вот я и передаю тебе его благодарность.
Гомер ушел. Мать услышала, как он раза два тряхнул велосипед, проверяя, хорошо ли надуты шины, а потом обогнул дом и покатил к телеграфной конторе. Она взглянула на то место, где он только что сидел за столом, и явственно увидела Мэтью Маколея, который разглядывал ложку, точь-в-точь как ее разглядывал Гомер. Потом он поднял на нее глаза.
– Кэти, а Кэти! – позвал он.
– Что, Мэтью? – спросила Кэти.
– Кэти, – сказал Мэтью, – Маркус скоро пойдет за мной.
Наступило молчание.
– Знаю, – сказала Кэти и принялась за работу.
Глава 28
В публичной библиотеке
Два закадычных друга – Лайонель и Улисс – направились в публичную библиотеку. Издали они увидели, как из пресвитерианской церкви Итаки вышла похоронная процессия. Простой гроб внесли в старенькую похоронную машину. За гробом шла горсточка провожающих.
– Скорей, – сказал Лайонель. – Похороны! Кто-то умер.
Они побежали, держась за руки, и вскоре очутились в центре событий.
– Это гроб, – шепнул Лайонель. – Там внутри лежит мертвый. Интересно, кто он. Видишь, цветы. Покойникам дарят цветы. Видишь, плачут. Это его знакомые.
Лайонель обратился к человеку, который плакал не слишком прилежно – он сморкался и слегка прикладывал носовой платок к уголкам глаз.
– Кто умер? – спросил его Лайонель.
– Бедняга Джонни Мерриуэзер, маленький горбун, – сказал человек.
Лайонель сообщил Улиссу:
– Это бедняга Джонни Мерриуэзер, маленький горбун.
– Ему стукнуло семьдесят, – сказал человек.
– Ему стукнуло семьдесят, – сообщил Лайонель Улиссу.
– Лет тридцать торговал жареной кукурузой на углу Марипозы и Бродвея, – сказал человек.
– Лет тридцать торговал жареной кукурузой на углу… – Лайонель вдруг поперхнулся и уставился на собеседника. – Как, это наш кукурузник? – закричал он.
– Да, – сказал человек, – Джонни Мерриуэзер… почил вечным сном.
– Я же знал его! – кричал Лайонель. – Сколько раз я покупал у него жареную кукурузу. Так это он умер?
– Да, – сказал человек, – угас как свеча. Умер во сне. Отправился к праотцам.
– Я же знал Джонни Мерриуэзера! – говорил Лайонель, чуть не плача. – Я понятия не имел, что его зовут Джонни Мерриуэзер, но я знал его прекрасно.
Он повернулся к Улиссу и обнял его.
– Это ведь Джонни, – повторял он, чуть не плача. – Джонни Мерриуэзер отправился к праотцам. Один из моих лучших друзей почил вечным сном.
Похоронная машина укатила, и скоро перед церковью не осталось никого, кроме Лайонеля и Улисса. Лайонелю было как-то неловко покинуть то место, где он узнал, что покойник – человек в гробу – был его знакомым, хотя о том, что этого знакомого звали Джонни Мерриуэзер, он и понятия не имел. Решив наконец, что не может стоять перед церковью вечно, пусть он и покупал столько раз у Джонни Мерриуэзера жареную кукурузу, вспоминая об этой кукурузе и почти ощущая ее вкус во рту, он отправился снова в путь вместе со своим другом Улиссом. Когда мальчики вошли в скромное, но внушительное здание публичной библиотеки, они попали в царство глубокой и чуть-чуть пугающей тишины. Казалось, даже стены здесь онемели, не говоря уже про пол или столы, точно все в этом здании было погружено в молчание. Старики читали газеты. Были тут и городские философы, школьники и школьницы, которые готовили уроки, но все они сидели словно воды в рот набрав, ибо алкали мудрости. Рядом с ними были книги. Рядом с ними было знание. Лайонель не только говорил шепотом, он даже ходил на цыпочках. Он говорил шепотом не из уважения к читателям, а из почтения к книгам. Улисс следовал за ним тоже на цыпочках, и каждый из них открывал для себя новые и новые сокровища: Лайонель – книги, а Улисс – людей. Лайонель книг не читал и пришел в публичную библиотеку не для того, чтобы взять книги. Ему нравилось их разглядывать – тысячи и тысячи книг. Он показал своему другу длинный ряд книг на полке и прошептал:
– Вон сколько их… видимо-невидимо. Вон красная. А смотри, сколько там. Вон зеленая. А сколько там еще.
Старая библиотекарша, миссис Галахер, заметила обоих мальчиков и подошла к ним. Она почемуто и не думала говорить шепотом, а разговаривала во весь голос, словно ей было все равно, где она находится. Это возмутило Лайонеля и заставило кое-кого из читателей поднять голову от своих книг.
– Чего тебе надо? – спросила Лайонеля миссис Галахер.
– Книги, – тихонько прошептал Лайонель.
– Какие книги? – спросила библиотекарша.
– Все, – ответил Лайонель.
– Все? – переспросила библиотекарша. – Как это – все? На один абонемент выдается только четыре книги.
– А я и не хочу, чтобы мне их выдавали, – сказал Лайонель.
– Чего ж ты в конце концов хочешь? – спросила библиотекарша.
– Я просто хочу на них смотреть, – сказал Лайонель.
– Смотреть? Публичная библиотека существует не для этого. Книги перелистывают, в них разглядывают картинки, но кто же рассматривает их снаружи?
– Мне так нравится, – шепнул Лайонель. – Разве нельзя?
– Ну, – сказала библиотекарша, – правила этого не запрещают. – Она посмотрела на Улисса. – А это кто? – спросила она.
– Это Улисс, – сказал Лайонель. – Он не умеет читать.
– А ты умеешь? – спросила библиотекарша Лайонеля.
– Нет, – сказал Лайонель, – но он тоже не умеет. Потому мы и дружим. Он единственный человек из моих знакомых, который не умеет читать.
Старая библиотекарша поглядела на обоих друзей и даже выругалась про себя от восторга. Это уж было совсем что-то новое; за все годы своей работы она не встречала ничего подобного.
– Знаешь, – сказала она наконец, – может, и хорошо, что ты не умеешь читать. Вот я, например, умею читать. Скоро шестьдесят лет, как я читаю книги, и не вижу, чтобы от этого что-нибудь изменилось. Ладно, ступайте и смотрите на книжки сколько вашей душе угодно.
