Личный секретарь, на вид лет тридцати и из тех, что буквально взлетают по карьерной лестнице, с привычной учтивостью принял портфель. Если он и задавался вопросом, не в последний ли раз берется доставлять корреспонденцию Роджера и кто будет его новый босс, то и виду не подал; он с самым будничным видом поднял портфель и закрыл за собой дверь.
Роджер улыбнулся.
— А ведь я мог и передумать. Неудачная была бы шутка.
Он устал говорить, устал держать лицо. Для следующего рывка ему понадобилось усилие почти титаническое.
— Мне очень неловко, что у некоторых наших друзей из-за меня проблемы. — И теплота, и участие в голосе были довольно неуклюжие: Роджер дошел до предела. Вымучил: — Простите и вы, Льюис. Вам тоже досталось.
— Чепуха.
— Простите.
Больше он не напрягался. Обмяк в кресле и ждал, когда я догадаюсь уйти. Уже в дверях до меня донеслось:
— Мы с вами какое-то время не увидимся. Я уезжаю.
Глава 11
Еще один выбор
Собственный мой выбор был ясен. Мы с Маргарет решили все в полчаса и практически в один голос и по этому поводу откупорили бутылочку. Нам казалось, завтра начинается отпуск, чемоданы собраны и снабжены бирками, такси заказано на девять утра, в порту ждет круизный лайнер.
Я выдержал три дня. За это время была принята отставка Роджера и объявлено имя его преемника. Ни первое, ни второе не вызвало удивления ни в прессе, ни в Уайтхолле, ни в клубах — все словно еще несколько месяцев назад морально подготовились. Я выдержал три дня, затем попросил Гектора Роуза о личной встрече.
Утро, четверть одиннадцатого. В Сент-Джеймс-парке тает туман. У Роуза на столе гиацинты, запах вызывает в памяти встречи иного характера и обеды с мигренозным послевкусием.
Я обошелся без прелюдий.
— Мне пора менять место работы.
Роуз в ответ кардинально поменял выражение лица.
— Вы имеете в виду…
— Я имею в виду, что больше не могу быть полезен в данном конкретном учреждении.
— Со своей стороны, — завел Роуз, — я нахожу, что вы, любезный Льюис, несколько преувеличиваете.
— Вам не хуже моего известно: меня ассоциируют — и будут ассоциировать — исключительно с этими дебатами.
— Замечу, — Роуз скрестил на груди руки, — что до известной степени вы, к несчастью, правы.
— Не до известной степени, а на сто процентов.
— Однако на вашем месте я бы не делал трагедии из данного обстоятельства.
— Трагедии никто не делает. Я констатирую факт. Подолгу службы мне приходится иметь дело с людьми, нам обоим хорошо известными. В их глазах я поставил не на ту лошадь. Причем открыто. Данная деталь не имела бы значения, если бы лошадь выиграла забег.
Роуз чуть искривил губы. Повеяло арктическим холодом.
— Все просто, — продолжал я. — Теперь я с этими людьми толку не добьюсь. Значит, пора уходить.
Повисла пауза. Роуз гипнотизировал меня блеклыми своими глазами. Наконец заговорил, с профессиональной быстротой подбирая слова:
— Позвольте, любезный Льюис, с непреходящим уважением заметить, что вы всегда были склонны к известной степени обобщениям. Позвольте заметить также, что образ ваших отдельных действий был бы сочтен, если подобная формулировка допустима, несколько эксцентричным для опытного чиновника. Это ваше свойство наиболее полно проявилось в ситуации со злополучным Квейфом. Однако считаю своим долгом напомнить, что за время вашей весьма плодотворной деятельности на настоящем посту имели место иные примеры поведения. Полагаю, вам следует знать, что отдельно взятые критики преувеличивают педантичность госслужащих. Госслужащие смотрят сквозь пальцы на обстоятельства, в определенных кругах могущие быть охарактеризованы как пустяковая помеха. Между нами: ваша эксцентричность принесла в данном случае определенную пользу. Иными словами, существует устойчивое мнение, что ваше присутствие в управлении куда выгоднее вашего отсутствия. Проговорюсь: мы выразили признательность единственным доступным для нас способом.
Роуз имел в виду включение меня в список лиц, представленных к награждению.
— Вы были чрезвычайно снисходительны ко мне. Я это ценю, — сказал я.
Роуз наклонил голову и продолжил со своей своеобразной прямотой:
— Предвижу, любезнейший Льюис, что после недавних событий брать на себя целый ряд поручений будет не в ваших интересах, равно как и не в интересах нашего управления. К сожалению, в этот ряд я вынужден включить и те поручения, что прежде выполнялись вами с привычным успехом. Впрочем, как говорили древние, в масштабах вечности это пустяки. Своя рука — владыка; мы с легкостью внесем поправки в круг ваших обязанностей. Мы по-прежнему будем пользоваться вашим профессионализмом в ситуациях, требующих именно вашего профессионализма. Не сочтите мои слова льстивыми, просто в настоящий момент мы не можем позволить себе разбрасываться служащими вашего уровня.
Роуз говорил искренно; пожалуй, все сказанное им было правомерно. Впрочем, именно такую речь он мог бы выдать и на первом году нашей совместной работы, и на пятом, и на десятом. Через несколько месяцев Роузу светит пенсия. Он уйдет из государственного управления — управления, которое не оценило его по достоинству и не удовлетворило его амбиций. Если мой уход и скажется на делах управления, очень скоро это будет заботить уже не Роуза, но его преемника. И однако, Роуз употреблял местоимение «мы», ибо просчитал нужды управления на несколько лет вперед. Не моргнув глазом он отмел тот факт, что короткое время, несколько дней, если не часов, мы были не коллегами, а союзниками. Он говорил с абсолютной прямотой, но между нами в очередной раз, подобно глухому забору, встало выраженное несходство наших натур, неловкость, даже неприязнь.
— Благодарю, — сказал я. — Только существующего положения все вышеизложенное не меняет. Я хочу уйти.
— Вы употребили глагол «хотеть»?
Я кивнул.
— Почему вы хотите уйти?
— Потому что должен участвовать в завершении неких дел. Я думал, мы завершим их тайно. Теперь вижу: не выйдет. Во всяком случае, тайные действия больше не для меня. Я снова хочу быть просто частным лицом.
— А получится ли у вас «снова», дражайший мой Льюис? — Роуз смотрел выжидательно. — Надеюсь, проблема не финансового характера?
— Нет, не финансового, — сказал я.
Впрочем, Роуз и сам знал. Тут, видимо, его в очередной раз кольнула зависть к моей состоятельности. Роуз получил великолепное образование, но денег у него нет. В старости ему придется жить на одну пенсию.
— То есть вы твердо решили уйти?
— Да.
Еще один взгляд. На человеческих мотивах Роуз собаку съел.
— Что ж, — пожал он плечами, — нам остается только обставить все чин чином.
