От автора
По чистой случайности выражение, взятое мною в качестве названия настоящей книги, кажется, вошло в обиход именно в то время, что книга была в процессе. Я наблюдал это явление с некоторым ужасом. Насколько мне известно, впервые фраза появилась в «Возвращении домой» (1956). Фразу выцепил Райнер Хеппенстолл и использовал для заголовка статьи о моей работе. Не сделай мистер Хеппенстолл этого, сомневаюсь, что фраза вообще отложилась бы в моей памяти; однако, увидев фразу, так сказать, в руках мистера Хеппенстолла, я счел ее идеальным названием для настоящего романа, каковой роман уже формировался у меня в голове. Я заявил именно это название, и его придерживался, оно же попадалось мне на глаза в прессе дважды в течение рабочей недели и четырежды по воскресеньям, и, по сути, превратилось в клише. Я и сам его постоянно употреблял — это было удобно. Утешался я только одним соображением, а именно: если у человека нет права на собственное клише, у кого тогда такое право есть?
На что еще хочу обратить внимание. Данный роман — о «высокой» политике; как со всеми романами на эту тему, с ним не обошлось без осложнений. Действие разворачивается в период с 1955 по 1958 год, причем в 1957 году вступает в должность новый премьер-министр. На самом деле новый премьер у нас уже был — Гарольд Макмиллан. Мой премьер-министр совершенно не похож на Гарольда Макмиллана — до тех пределов, до которых непохожесть не противоречит правде жизни. Что делать — надо ведь где-то брать персонажей, а с реальными лицами не разгуляешься. Ни один из моих выдуманных министров никоим образом не связан ни с кем из членов кабинета министров — ни в правительстве Идена, ни в правительстве Макмиллана. Одного министра (он играет у меня ведущую роль) я умышленно «перетащил» из другого времени — в описываемый мною период этот человек не светился на политической сцене.
Поскольку мне пришлось упомянуть мистера Гарольда Макмиллана, я, сказавши «а», хочу, исключительно из благодарности, сказать и «бэ». Если бы Макмиллан не вмешался (уже в тот период, когда не привлекал внимания общественности), моя книга не вышла бы в настоящем виде.
За время работы над этой книгой я наделал долгов благодарности. Политики обеих партий палаты общин не жалели на меня времени и сил; если перечислять здесь их всех, предисловие будет походить на список для переклички. Однако я не прощу себе, если особо не упомяну двух человек. Первый — Морис Макмиллан, с которым я обсуждал книгу задолго до того, как вывел первое слово. Второй — Морис Эдельман
[1], который, будучи одновременно романистом и членом парламента, любезно пригласил меня на свою территорию, где проявил неописуемое великодушие и оказал неоценимую поддержку.
Часть I. Первым делом
Глава 1
Ужин в Лондоне
Я велел таксисту остановиться на углу Лорд-Норт-стрит. Мы с женой вообще пунктуальны до неприличия, и в тот вечер приехали, по обыкновению, раньше, чем следовало. Предстояло как-то убить четверть часа, вот мы и побрели по набережной. Вечер был приятный, как я выразился, примиряющий с историческим моментом. Воздух ласкал щеки; март только начался, а узловатые, коренастые деревья на набережной уже щеголяли клейкими листочками перед бледным неоновым небом. Заседал парламент, о чем свидетельствовала подсветка Биг-Бена, приглушенная облачком. Мы прошли несколько ярдов в сторону Уайтхолла. На противоположной стороне Парламент-сквер, на четвертом этаже казначейства, тоже горел свет. Кто-то заработался.
Ни для моей жены, ни для меня вечер не носил характер особенного. Нам уже случалось ужинать у Квейфов. Роджер Квейф, молодой член парламента от консерваторов, только-только начал заявлять о себе. Я пересекался с ним по службе и полагал его интересным человеком.
Наши семьи связывало обычное знакомство, из разряда положенных по статусу. Мы, служащие и политики обеих партий, встречаемся достаточно часто, чтобы не тушеваться на территории, порой именуемой «наш район Лондона».
Мы позвонили в дверь на Лорд-Норт-стрит, едва пробило восемь. Горничная провела нас наверх, в гостиную, где все сверкало — люстры, бокалы, манишки двух первых ласточек и ожерелье Каро Квейф; последнее усилило блеск, когда Каро принялась жать нам руки.
— Вы, конечно, тут со всеми знакомы, — промолвила Каро.
Каро высокая и миловидная; ей лет тридцать пять — тридцать семь, она только-только начала раздаваться в талии, хотя по-прежнему стройна. Голос у нее напевный и звучный подчас до замешательства собеседника. Каро производит впечатление женщины жизнерадостной и не в меру счастливой; кажется также, что избытка должно хватить на всех присутствующих.
За нами подтягивались остальные. Все были знакомы и укрепляли исповедуемый Каро принцип взаимовыгодной интимности тем, что обращались друг к другу по имени; когда же принципом поступились, я не знал, кто есть кто. По сути, только с одним из гостей я и Маргарет общались столь же часто, как с Квейфами, а именно с Монти Кейвом. Монти Кейв, если верить политическим наблюдателям, — восходящая звезда. У него пухлое лицо, глаза как у лемура, голос тихий, вкрадчивый, интонации продуманные.
Что касается остальных, явились три супружеские четы; все мужчины — тори-заднескамеечники, все моложе сорока, с соответствующими женами — молодыми и в теле, такие в четыре пополудни попадаются в Кенсингтоне, забирают детей из элитных детских садиков. Еще была пожилая женщина по имени миссис Хеннекер.
Роджер Квейф задерживался. Мы сели, взялись за аперитив. Говорили исключительно о политике, но так, что любому человеку не из круга (хоть и максимально приближенному к кругу, вроде меня) понадобился бы словарь политического сленга. То были сплетни палаты общин; подобно театральным сплетням они понятны лишь посвященным и лишь посвященным не приедаются. Кто нынче в фаворе, а кто нет. Кто на следующей неделе закроет дебаты. Как Арчи отбрил одного щелкопера.
Все знали: скоро выборы. Стояла весна 1955 года. Обменивались обещаниями замолвить словечко — один хвастал, что у него «в кармане» голоса двух главных министров. Кто-то сказал, Роджеру бояться нечего — он лично поможет. Интересно, какую должность припас для Роджера наш премьер на случай, «когда мы снова станем рулить», спросил Монти Кейв у Каро. Каро покачала головой: дескать, понятия не имею, — но явно была польщена, и украдкой постучала по деревянной столешнице.
Остальные мужчины говорили о Роджере так, будто его единственного в скором времени ждет успех или будто Роджер сильно от них отличается. Сплетни пошли по второму кругу. Эйфория росла. Явилась горничная.
