Воздухоплавающее дерево, уходившее ввысь метров на пятнадцать, отбрасывало густую тень. Грубая, покрытая сетью прожилок поверхность газового мешка казалась тонкой и непрочной, напоминая огромные, небрежно скрепленные листы бумаги. Кабе решил, что газовый мешок похож на грозовую тучу.
– И как сюда добираются? – спросил он. – Как в этот лес попадают в самый первый раз?
– А, понимаю, к чему вы клоните. – Фели выпрыгнула из кабины на широкий корень и, сощурившись в полумраке, еще раз проверила страховочные ремни. – Большинство пользуются подземкой, – пояснила она, глядя на воздушный купол и укорененные деревья неподалеку; через кроны пробивался рубиновый свет утра. – Или глайдерами. – Она, сдвинув брови, снова посмотрела на газовый мешок, который будто потягивался или разминался. Из недр стяжного резервуара еле слышно доносились какие-то звуки. – А некоторые прибывают на летательных аппаратах. Ну, мне пора. – Фели сверкнула мимолетной улыбкой и надела пару длинных перчаток, извлеченных из поясной сумки.
На кончиках перчаток выступили изогнутые черные когти в полпальца длиной. Фели стала взбираться по стенке резервуара, пока не достигла края, где упругие складки пружинистой ткани подпирали воздушный купол. Дерево скрипело все громче, газовый мешок, надуваясь, растягивался.
– Некоторые прибывают наземным транспортом, на мотоцикле, или на лодке, или пешком, – вернулась к разговору Фели, присев на корточки у самого края резервуара. – А вот истинные ценители, те, кто одурманен небом, так здесь и живут, в палатках и в шалашах, охотятся, собирают в лесу ягоды, ходят исключительно пешком либо летают на ветрокрылах, а в городе не показываются. Полет стал для них смыслом жизни, ритуалом, своего рода… как бы это получше назвать? Ах да, таинством, чуть ли не религией. Они презирают тех, кто, как вот я, летают ради забавы. Даже разговаривать с нами гнушаются. Впрочем, они и друг с другом не разговаривают – наверное, дар речи потеря… Ух ты!
Газовый мешок, внезапно оторвавшись от стяжного резервуара, взмыл ввысь, будто исполинский черный пузырь, выдутый огромным коричневым ртом.
Из спутанного клубка волокон под газовым мешком свесилась зеленая лента восьмиметровой ширины, пронизанная темными прожилками. Фели Витрув, выпустив когти перчаток, вспрыгнула на пучок волокон под куполом и с силой забарабанила по тонкому лиственному полотнищу, которое вздрогнуло и заполоскало на ветру. Фели лягнула полотно, проткнув его когтями ботинок. Газовый мешок, несколько сбавив темп, продолжал подъем.
С шумом, подобным мощному выдоху, огромное дерево воспаряло в светлеющие небеса, увлекая за собой тени; пространство вокруг аэролета словно бы прояснилось.
– Ха! Ха! – крикнула Фели.
Циллер склонился к Кабе:
– Летим за ней?
– Конечно.
– Аэролет! – произнес Циллер.
– Концентратор слушает, композитор Циллер, – прозвучало из подголовников обоих сидений.
– Отправьте нас в полет, следом за госпожой Витрув.
– Будет исполнено.
Аэролет плавно, почти вертикально взмыл в небеса и поравнялся с темноволосой женщиной, которая извернулась, обратив лицо прочь от клубка волокон под газовым мешком. Кабе посмотрел за борт – летательный аппарат, поднявшись уже метров на шестьдесят, продолжал набирать высоту в приличном темпе. Кабе глянул вниз: у основания газового мешка вымпелами колыхались развернувшиеся листья резервуара.
Фели Витрув широко улыбнулась. Ее трепали воздушные струи, лиственное полотнище хлопало и шелестело на ветру.
– Как вы? – со смехом прокричала она, беспрестанно мотая головой, чтобы стряхнуть пряди волос, разметавшиеся по лицу.
– С нами все в порядке, – ответил Циллер. – А как вы?
– Лучше не бывает! – Фели поглядела вверх, на купол, а потом вниз, на землю.
– Так вот, с вашего позволения, давайте продолжим про обман, – сказал Циллер.
– Давайте! – рассмеялась она.
– Здесь все – сплошной обман.
– В каком смысле? – Она, повиснув на одной руке, втянула когти перчатки и свободной ладонью смахнула с губ налипшую прядь волос.
Кабе с тревогой смотрел на Фели, думая, что ей надо было надеть шапочку или что-нибудь в этом роде.
– Орбиталищу придано сходство с планетой, – выкрикнул Циллер, – но это не планета.
Кабе следил за восходящим солнцем, которое к этому времени стало ярко-красным. Рассветы и закаты на орбиталищах длились дольше, чем на планетах. Сначала светлело небо над головой, а потом из маревой полосы инфракрасной области спектра мерцающим багряным призраком вырастало восходящее светило и скользило по горизонту, тускло просвечивая через стены Плит и далекие атмосферные купола и постепенно набирая высоту; впрочем, день тоже длился дольше, чем на планете. Кабе полагал это своего рода преимуществом, ведь рассветы и закаты – самые великолепные явления.
– Ну и что? – Фели обеими руками ухватилась за газовый мешок.
– Зачем вам все это? – прокричал Циллер. – Летали бы в небесах. На антиграве…
– Или во сне, – расхохоталась Фели. – А еще лучше – в виртуальной реальности!
– Обман в любом случае останется обманом.
– Дело не в этом. Спросите лучше, доставляет ли это удовольствие.
– Ну и?
– Ни малейшего! – выкрикнула она, отчаянно мотая головой; волосы, подхваченные порывом ветра, казались языками черного пламени.
– Значит, вам доставляют удовольствие только реальные ощущения?
– Так гораздо интереснее, – ответила Фели. – Для некоторых прыжки с воздухоплавающих деревьев – излюбленное развлечение, вот только совершают их исключительно в… – Голос ее унесло порывом ветра; газовый мешок вздрогнул, аэролет покачнулся.
– Где? – переспросил Циллер.
– Во сне! – пришел ее голос. – Среди истинных ценителей есть ветрокрылы-виртуалы, которые гордятся тем, что летают только в виртуальной реальности!
– Вы их презираете? – заорал Циллер.
Фели, озадаченно взглянув на челгрианина, чуть откинулась от рябившего полотнища, высвободила руку из перчатки, цепляющейся за темные волокна, извлекла из поясной сумки и вставила в ноздрю какое-то крохотное устройство, а потом снова просунула руку в перчатку. Теперь голос звучал прямо в аэролете – очевидно, ретранслировался через кольцо в носу Кабе и какой-то терминал Циллера.
– Вы сказали – презираете? – переспросила она.
– Да, – подтвердил Циллер.
– А с какой стати мне их презирать?
– Они без особых усилий достигают того, ради чего вы рискуете жизнью.
– Это их выбор. А мне это неинтересно. – Покосившись на купол, она устремила взгляд в небо. – Вдобавок достижением это не назовешь.
– Почему?
