Отец Дружин молча кивнул.
Фредегар и Роб осторожно присели в сторонке. Теперь было время оплакать погибших друзей; при Древнем боге О́дине они не решались.
Сейчас же, когда две силы сошлись лицом к лицу, они могли отдать долг.
Лекарь Фиделис быстро и чётко сделал надрез, сразу же провёл поверх ладонью; мастеровой дёрнулся, по руке его тёк гной вперемешку с кровью, однако врачеватель, выдохнув и выпрямившись, убрал пальцы: там, где только что была рана, красовался лишь розоватый рубец.
– Не болит? – чуть задыхаясь, проговорил он.
– Н-нет… – ошеломлённо пролепетал пациент.
– Скоро чары развеются, рана заноет. Но через два дня пройдёт. Потерпишь?
– Да-а… – Мастеровой широко раскрытыми глазами глядел на собственную руку. – Ох, досточтимый… спасибо тебе. Вот, прими… не побрезгуй…
Фиделис взглянул на робко протянутый мешочек.
– Ступай ко храму, любому, – звучно сказал он, – и раздай всё это нищим. Себе же я оставлю одну монету, на пропитание мне и младенцу.
– Всех богов за тебя молить стану, почтенный! – Мастеровой пятился, всё время кланяясь.
– Да что ж ты спину-то ломаешь, я не король, чтобы передо мной гнуться, – усмехнулся Фиделис. – Ступай, добрый человек, и сделай сегодня хотя бы одно доброе дело. В то верю и на то уповаю!
Старый Хрофт проводил мастерового взглядом, шагнул к лекарю.
– Привет тебе, великий Древний, – проговорил тот спокойно.
– Тебе ведомо, кто я?
– Мне неведомо твоё имя, но то, что ты – Древний, я увидал бы и с другого конца сего достойного града.
– Твоя речь – ты словно родился здесь!
– Я видел множество миров, досточтимый, и смерть отказалась меня принимать. Поневоле научишься ловить и делать своими чужие наречия. Чем я могу помочь тебе, великий?
– Кто ты? – в упор спросил Отец Дружин. – Спрашиваю по праву того, кто был здесь первым, в этом мире и над его небом, кто возводил стены обиталища древних богов, кто принимал в своих залах павших героев. О́дин моё имя, и я правил здесь, когда вселенная и слыхом не слыхала ни о Молодых Богах, ни об Истинных Магах, ни даже о Спасителе!
– О́дин, – повторил лекарь, словно пробуя на вкус имя владыки Асгарда. – Я уже повествовал о себе вот этим двум славным и добрым невысокликам, отважным воинам. Думаю, они успели поведать тебе всё, что знали; я же к тому рассказу добавить ничего не могу. Γνῶθι σεατόν
[7], как говаривают в одном далёком мире, «познай себя». Увы, я не могу похвастаться этим. Я говорил храбрым Фредегару и Робину, что родился смертным, и сам не ведаю, какие силы сделали меня тем, кто я есть сейчас. Быть может, ты, Древний, сможешь лучше ответить на свой же вопрос.
– Зачем ты здесь?
Фиделис вздохнул.
– Тебе не сказали? Остановить Спасителя.
– Как?
Врачеватель покачал головой.
– Добрым словом. Добрым делом. Надеждой. Верой в лучшее. Понимаю, Древний, ты привык полагаться на собственные храбрость и оружие, на чары и заклятия. Но Спаситель как раз и есть то, против чего они бессильны.
– Спаситель уже здесь, в этом мире, – нахмурился Отец Дружин. – Что ты собираешься делать, лекарь Фиделис? Проповедовать добронравие, надежду и прочее? Прекрасно, скажу я, но осталось ли для этого время? И, уж коль об этом зашла речь – удалось ли тебе сберечь хоть один мир?
– Нет, – печально вздохнул врачеватель. – Но иного пути нет.
– По дороге сюда, – Старый Хрофт с трудом сдерживался, – мы видели толпу, готовую лишиться рассудка, призывая Его. Никакие «добрые дела» с увещеваниями тут не помогут.
– А что же, по-твоему, поможет? – ровным голосом спросил Фиделис.
– Никто не знает, что будет, если, скажем, пресечь существование всех, кто взывает к Нему. – Кулак владыки Асгарда сжался. – Я не выходил один на один со Спасителем, но знаю, что стоило Ему появиться, как все впадали в ужас и отчаяние, никто не пытался противостоять и Он побеждал. Раз за разом. Так что ты делаешь здесь, лекарь? Что изменят твои несколько добрых дел?
– Обычно, – опустил глаза Фиделис, – там, где я появлялся, мне удавалось отсрочить Его окончательную победу. Быть может, если вы сумеете отвлечь Спасителя на себя, я смогу вдохнуть надежду и веру в…
– Красивые слова, – рыкнул Старый Хрофт.
– Почему же? Если вам, досточтимый Древний, и этим добрым невысокликам удастся привлечь Его вни…
– Ты уже говорил это. Быть может, тебе и удастся успокоить город; но что до всего остального мира?
– Дайте мне точку опоры, и я сдвину землю.
– Иными словами, такой точкой должен стать этот город?
Фиделис кивнул:
– Хорошо. За неимением лучшего последуем твоему плану. Но сам-то Спаситель, где он сейчас? Как нам Его отыскать?
– Его не придётся отыскивать. – Лекарь виновато развёл руками. – Он придёт сам. Почувствует меня и угрозу. Так уже случалось, почтенный Древний, и не раз. Но тогда со мной не было вас. И у меня не было вот его, – он кивнул на младенца, мирно спавшего на руках кормилицы.
– Его? Этого младенца? – удивился Старый Хрофт. – Слыхал я о таинственных и великих силах, что якобы таил в себе череп Его нерождённого сына…
– Это не Его сын, – покачал головой Фиделис.
– А кто же?
– Это Он сам, – улыбнулся лекарь.
– Ты бредишь, лекарь. Твой ум помутился, – надвинулся на врачевателя Отец Дружин. – Я знаю истории Спасителя, Он является в мир – обычно рождается в нём – творит чудеса, обретает последователей, основывает церковь, а потом гибнет от рук жестоких и несправедливых гонителей, успев возвестить, что в один прекрасный день Он вернётся, когда Его призовут верные, в час их величайшей нужды. И потом Он на самом деле возвращался, только вот…
– Разными путями, – перебил Фиделис. – Он возвращался разными путями. Иногда снисходил с небес во всей славе своей. Иногда воплощался в одном из своих адептов. А ещё иногда рождался в подлежащем спасению мира.
Владыка Асгарда уставился на посапывающего розовощёкого малыша. Ничто не напоминало, что его совсем недавно в буквальном смысле достали из-под земли.
– Не могу понять… – проговорил он враз осипшим голосом. – Как так? Но… младенец же умер? Зачем это Спасителю? Столько трудов – ради детского трупика? Что Он обретёт с этого?
– Из того, что я знаю, – негромко проговорил Фиделис, – чем крепче мир, чем труднее его опрокинуть в хаос и «спасение», тем больше «правил» приходится выполнить даже самому Спасителю. Если Он «рождается» – значит, так просто с миром не совладать. Мне это не доказать, но всякий раз, когда я оказывался у Него на пути – случалось именно так. Он забирал душу младенца, замещая её собой; не спрашивай меня, могучий Древний, как именно Он это проделывал или зачем Ему это было нужно. Мне ведомо лишь, что существуют могущественные запреты, обойти которые не в силах даже Он. Нет в пределах сущего силы, не подчиняющейся вообще ничему. Дивно и многомудро устроил всё великий Творец!
