Пёрл вышла через естественно-научное крыло и увидела мать – та припарковалась у тротуара, стояла, привалившись к маленькому бежевому “кролику”, ждала.
– Вот ты где, – сказала Мия.
– Мам. Ты что тут делаешь?
Пёрл глянула через плечо – типическая реакция любого подростка, столкнувшегося с родителем на публике.
– У тебя в шкафчике осталось что-то важное? – Мия расстегнула сумку Пёрл и заглянула внутрь. – Кошелек? Документы? Хорошо, поехали. – Она повернулась к машине, и Пёрл вырвалась.
– Мам. Я не могу. У меня сейчас контрольная по биологии. И я встречаюсь… у меня встреча после школы. Мы дома увидимся, ладно?
– Я не об этом, – сказала Мия, и Пёрл разглядела морщинку у нее между бровей – значит, мать сильно переживает. – Нам пора уезжать. Сегодня.
– Что?
Пёрл огляделась. Перед ними разлегся тихий зеленый овал. Все сидят по классам, только стайка школьников сгрудилась прямо за границей школьной территории, на ближайшем островке безопасности, и курит. Все вокруг такое нормальное.
– Я не хочу уезжать.
– Я знаю, миленькая. Но надо.
Прежде, всякий раз, когда мать решала уезжать, Пёрл жалела разве что мимолетно – и всегда о мелочах: мальчик, которым она восхищалась издали, скамейка в парке, или тихий уголок, или библиотечная книжка, которую ужасно не хотелось оставлять. В основном, однако, она уезжала с облегчением: можно выскользнуть из этой жизни и начать новую, как змея, что сбрасывает кожу. На сей раз в ней поднялся лишь вал горя и гнева.
– Ты обещала, что мы останемся, – сипло сказала Пёрл. – Мам. У меня тут друзья. У меня…
Она огляделась, словно сейчас как из-под земли рядом вырастет кто-нибудь из детей Ричардсонов. Но Лекси в Комнате Отдыха доедает обед. Сплин сидит на английском, дискутирует об “Отелло”. А Трип… Трип будет ждать ее после школы, по ту сторону овала. Пёрл не появится, и он уедет. Ее посетила дикая мысль: если успеть добежать до дома Ричардсонов, она спасена. Миссис Ричардсон поможет – Пёрл не сомневалась ни секунды. Ричардсоны возьмут ее к себе. Ричардсоны никогда ее не отдадут.
– Ну пожалуйста. Мам. Пожалуйста. Пожалуйста, давай не будем уезжать.
– Я тоже не хочу. Но надо.
Мия протянула руку. Пёрл на миг вообразила, как превращается в дерево. Пускает корни глубоко-глубоко, и ничто не сдвинет ее с места.
– Пёрл, милая моя, – сказала мать. – Мне так ужасно жаль. Нам пора.
Она взяла дочь за руку, и Пёрл, выдранная с корнем, следом за матерью шагнула к машине.
* * *
В доме на Уинслоу их немногочисленные пожитки уже были упакованы: покрывало содрано с дивана, сам диван разобран на подушки; фотографии, которые Мия лепила на стены, уже в коробках. Мия паковалась быстро, умела впихнуть гору вещей в крошечное пространство. Но за год в Шейкер-Хайтс вещей накопилось больше прежнего – на сей раз и оставлять придется больше.
– Я думала, что все успею сама, – пояснила Мия, кладя ключи на стол. – Но надо было кое-что закончить. Сложи свою одежду. Что влезет в вещмешок.
– Ты обещала, – сказала Пёрл. В безопасном коконе их дома – их настоящего дома, уже привыкала думать Пёрл, – потекли слезы, сошла удушающая лавина ярости. – Ты говорила, мы останемся насовсем. Ты говорила, на этом всё.
Мия обхватила ее рукой:
– Я знаю. Я обещала. Прости меня. Тут кое-что случилось…
– Я не поеду.
Пёрл сбросила кеды на пол и ринулась прочь. Мия услышала, как грохнула дверь в спальню. Вздохнула, подобрала кеды за задники и пошла по коридору. Пёрл хлопнулась на постель – раскрыла учебник по математике, рывком выдергивала тетрадь из сумки. Олицетворенная ярость.
– Пора.
– Мне надо делать уроки.
– Нам надо сложить вещи. – Мия мягко закрыла учебник. – А потом нам надо уезжать.
Пёрл выхватила учебник и швырнула через всю комнату в стену – осталось черное пятно. За учебником полетели тетрадь, и ручка, и хрестоматия по истории, и стопка карточек, и сумка осела на полу, точно сброшенная кожа, а все, что было внутри, валялось по всей комнате. Мия тихонько сидела рядом и ждала. Пёрл больше не плакала. Вместо слез – холодное безразличное лицо, выпяченный подбородок.
– Я тоже думала, что мы сможем остаться, – наконец сказала Мия.
– Почему? – Пёрл подтянула коленки к груди, обхватила их руками и взглядом прожгла мать. – Я никуда не поеду, пока не объяснишь почему.
– Справедливо.
Мия вздохнула. Она сидела подле Пёрл на кровати, разглаживала покрывало. Вторая половина дня. Солнечно. За окном ворковала плачущая горлица, тихо загудела газонокосилка, мимолетное облачко на миг накрыло их тенью и уплыло. Можно подумать, день как день.
– Я давно думаю, как тебе рассказать. Ты не представляешь, как давно.
Пёрл застыла, не сводя глаз с матери, – терпеливо ждала, понимая, что сейчас узнает нечто очень важное. Мия вспомнила Джозефа Райана – как он сидел за ужином, смотрел через стол, ждал ее ответа.
– Давай, – сказала Мия, вдохнув поглубже, – я сначала расскажу про твоего дядю Уоррена.
* * *
Когда Мия договорила, Пёрл посидела молча, пальцем водя по спиральной строчке, что вилась по стеганому покрывалу. Мия изложила историю в общих чертах, но обе понимали, что подробности будут всплывать еще долго. Будут просачиваться по капле, по крохе – вспоминаться внезапно, если дернуть за случайную ниточку: с памятью такое нередко бывает. Еще годами, заметив у дороги желтый домик, или помятую машину ремонтников, или двоих детей, что взбираются по холму, Мия будет говорить: “А я тебе рассказывала?..” – и Пёрл, навострив уши, станет подбирать очередные блистающие осколки своей истории. Всё, поймет она, в родстве с бесконечностью. До конца они, пожалуй, не дойдут, но могут добраться до той точки, где она, в сущности, узнает все, что нужно. Просто потребуется время – и терпение. А пока Пёрл узнала достаточно.
– И почему ты мне рассказываешь? – спросила она. – В смысле, почему теперь?
Мия глубоко вздохнула. Как объяснить человеку – как объяснить ребенку, любимому ребенку, – что предмету его восхищения нельзя доверять? Мия попыталась. Объясняла как могла и смотрела, как лицо Пёрл омывает смятение, затем боль. Пёрл не понимала: миссис Ричардсон всегда была так к ней добра, столько хорошего про нее говорила. Миссис Ричардсон, чей сверкающий внешний глянец завораживал Пёрл ее собственным отражением.
– Но она права, – договорила Мия. – Райаны подарили бы тебе чудесную жизнь. Любили бы тебя. И мистер Райан – твой отец. – Она никогда не произносила этого вслух, никогда не позволяла себе даже складывать эти слова в голове, и у них был странный привкус. – Твой отец, – повторила Мия. И краем глаза увидела, как Пёрл вылепливает слова губами, точно примеряет. – Хочешь с ними познакомиться? Можем съездить в Нью-Йорк. Их нетрудно найти.
