– Человек! – сказал я торжественно. – Где было море?
Прохожий поначалу от меня шарахнулся, но потом повертел пальцем у виска и спросил на чистом русском языке:
– Ты сумасшедший?
– Нет.
– Ну, если нет, тогда море за углом.
Я заглянул за угол и в ту же секунду увидел море.
* * *
Море плескалось прямо под столом, и веранду ресторана, на которой мы сидели с Левитанским, при большом желании вполне можно было принять за палубу одной из тех яхт, что качались на волнах неподалеку. Усталое ноябрьское солнце вяло бродило по столу, заглядывая в пока еще пустые бокалы и играя бликами на заметно повеселевшем лице Левитанского. Предвкушая изысканный обед, он кратко излагал свою любимую теорию.
– Ваше поколение, – говорил он с большой и грустной радостью, – не умеет жить. И писать тоже не умеет.
– Почему? – в сотый раз задавал я принятый у нас в этих случаях вопрос.
– Потому что оно не умеет ни жить, ни писать, – в сотый же раз следовал традиционный ответ. – Так сложилось исторически.
Подошел официант, принес еду и, сильно жестикулируя, объяснил, что меня у входа ждет человек и просит немедленно к нему выйти. Я с сожалением оглядел огромное блюдо с изъятыми у моря деликатесами и встал.
– Я же говорю, – не преминул отметиться Левитанский, – что ваше поколение не умеет жить. Вы всегда все делаете не вовремя. Когда надо спать, вы гуляете, когда надо гулять, вы спите, а когда надо срочно есть устрицы с креветками, вы уходите. О чем говорить, если вы даже не знаете, где море!
Выйдя за дверь, я никого не увидел. Но сделав несколько шагов вперед, вдруг услышал из-за спины:
– Здр-равствуйте! Мне вас рекомендовали.
Оглянувшись, я понял, что слова эти принадлежат невысокому человеку, который осторожно выглядывал из-за угла. Мужчина был несколько необычный. Одно плечо значительно возвышалось над другим, беспорядочная борода топорщилась и дергалась при каждом его слове. Кроме того, он постоянно подмигивал.
– Не обращайте внимания, что я подмигиваю, – заметил он мой взгляд. – Это у меня тик такой. – И опять подмигнул.
В этом залитом солнцем старинном городе, названном когда-то в честь Иафета, сына Ноя, мужчина выглядел не то чтобы странно, но именно странновато. Нет, юродивых хватало вокруг и без него. Я даже не уверен, что сам не напоминал одного из них. Но этот был откровенно сумасшедшим, что выдавали его безумные, косые и постоянно моргающие глаза. А я как увижу сумасшедшего, так сразу принимаю официальный вид. Совершенно инстинктивно.
– Что вам угодно?
– Мне? Угодно? – удивился он. – Это вам угодно. Если бы мне было угодно, я бы не стоял тут, а сидел, например, с вами в этом замечательном ресторане, кушал устриц, заедал омарами и запивал, допустим, белым вином. Допустим. Потому что рыбу надо запивать белым вином, а не чем попало, как вы это собираетесь себе позволить. Но я не сижу в ресторане. Я сижу ночами за столом и обдумываю проблему. И если бы я ее не обдумал, я бы тут не стоял. Но я обдумал, понимаете? И мне вас рекомендовали. Люди должны понять, что происходит. А как они поймут, если это не напечатать в газете?
– Ну, а я-то здесь при чем?
– Вы как раз именно при чем! – воскликнул он, не забыв подмигнуть. – Именно вы и есть при чем! «Литературная газета» – это как раз то, что нам надо.
– Кому это нам?
– Вам и мне. Мне же вас рекомендовали.
– А «Литературной газете» это надо?
– А как же! Кому еще это может быть надо, как не ей?
С этими словами он сунул мне в руку какой-то свиток и удалился.
* * *
«Литературной газете» это было надо, как вчерашний снег. Так выражалась моя мама. Если она обнаруживала полную, на ее взгляд, ненужность чего-либо, то так и говорила: «Это нужно, как вчерашний снег». И редко ошибалась.
Спустившись к берегу и спрятавшись от справедливого гнева Левитанского, я развернул свиток. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что передо мной – бред сумасшедшего, тщательно расчлененный на мало связанные между собой тезисы. Однако тезисы эти были строго пронумерованы, как в бухгалтерии. Заголовок значился вполне банальный: «О некоторых проблемах формотворчества». Зато преамбула и сами тезисы… Впрочем, чем пересказывать, лучше приведу содержимое свитка целиком:
О НЕКОТОРЫХ ПРОБЛЕМАХ ФОРМОТВОРЧЕСТВА
(Предупреждение)
В последнее время выявились некоторые подозрительные тенденции в поведении человека и окружающей его среды. Речь не об экологии и даже не о грубости и общем плохом воспитании, что себе многие позволяют. Речь идет о частичном исчезновении рода человеков и использовании его внешнего вида потусторонней и не всегда чистой силой. Опытным путем мне удалось установить, что сила эта – некий неопознанный Дух, который творит свои дела, прикрываясь человеческими лицами, некоторыми фрагментами окружающей природы и отдельными давно устоявшимися понятиями. Причем настолько хитро маскируется, что невооруженным взглядом отличить человека от подделки практически невозможно. Кроме того, как уже сказано, из-за этого претерпели изменение многие функции и понятия. Цель всех этих перевоплощений мне пока непонятна, хотя я догадываюсь, что ничего хорошего они нам не принесут. Поэтому считаю необходимым предупредить об этом всех через газету и дать краткую характеристику выявленному мной явлению.
1. Дух не имеет самостоятельной формы. Дух живет как хочет, где хочет, с кем хочет и когда хочет.
2. Дух не имеет формы, но для того, чтобы воплотиться, он принимает любую удобную форму, надевает любую маску. Значит, уже ничего нет – есть только маски Духа.
3. Обнаженным Дух на земле не появляется, потому что ему никто не поверит. Поэтому обычные человеческие лица и давно, как было сказано, устоявшиеся понятия – всего лишь маски, служащие Духу средством проникновения в нашу среду.
Опытным, хотя и не совсем научным путем (наука здесь совершенно бессильна), мне удалось установить некоторые из наиболее вопиющих подделок, оказывающих решающее воздействие на наше сознание. А именно:
а) Храм – маска Бога;
б) язык – маска мысли;
в) Вифлеем – маска родины;
г) государство – маска страны;
д) история – маска смерти;
е) бытие – маска вечности.
Нет времени – есть маска времени.
Дух живет вне времени. Поэтому все – ровесники. Нет умерших или еще не родившихся. Все живут в одно время, которого нет. Умирает только тот, кто обретает собственную форму. Это значит, что Дух его покинул.
* * *
– Ну где вы ходите? – встретил меня Левитанский. – Креветки почти остыли. Вы ставите меня в неловкое положение.
