– Он бандит?
– Нет. Он нормальный человек, очень богатый, образованный.
– Сколько ему лет?
– Много. Пятьдесят три.
– Да он старик!
– Ну что ты, – Вася опять стал гладить ее по голове, – для
мужчины это отличный возраст. Он спортом занимается, каждое утро пробегает пять
километров, живет за городом, на свежем воздухе, в собственном доме.
– Женат?
– Да. Но жена старая, толстая, он ее не любит.
– А дети?
– Уже взрослые.
– Ты сам его видел?
– Нет. Только фотографии.
– Тебе эти бандиты дали?
– Да. Хочешь посмотреть?
– Нет, Вася. Не хочу.
– Почему?
– Потому, что я не собираюсь становиться любовницей старого
чиновника. Пойди на улицу, возьми проститутку, заплати ей, и пусть она спит с
этим чиновником. А я не могу, – голос ее дрожал, она высвободилась из его рук,
отвернулась к стене, накрылась с головой одеялом и заплакала.
Он вышел из комнаты, шарахнув дверью. Она слышала, как он
ходит по кухне, из угла в угол. До нее доносился запах табачного дыма. Прошло
минут пятнадцать. Он вернулся в комнату, рывком сдернул одеяло, навалился на
нее всем телом, стал целовать ей лицо, шею, ухо, повторяя с тяжелым
придыханием:
– Варенька, девочка моя, помоги мне, я тебя люблю, я спас
тебе жизнь, теперь ты меня спаси, ведь они уничтожат не только меня, но и тебя,
и маму твою. Пойми, Варюша, нет у нас тобой выбора. Пныря не терпит возражений.
Это он так решил, не я. Я бы ни за что, ни за что на свете…
Через пару дней они поехали на его «жигуленке» по шикарным,
магазинам.
Варя была поражена, она не могла представить, как много у
него денег. Он покупал ей одежду, косметику, сам долго и серьезно выбирал для
нее духи.
– Вася, почему, когда я была с тобой, ты этого не делал? –
тихо спросила она, когда они вернулись домой и выложили на матрац гору красивых
фирменных пакетов.
– Потому, что я люблю тебя любую, мне все равно, как ты
одета, – он нежно поцеловал ее в шею. Он вообще был удивительно нежен и
внимателен, его как будто подменили.
Через неделю он отвез ее в подмосковный дом отдыха. Ей
предстояло жить там целый месяц в отдельном номере и каждое утро, с семи до девяти,
совершать оздоровительную пробежку по определенному маршруту.
– Что же дальше, Вася? Ну, познакомлюсь я с ним. И что? –
спросила она, когда они выехали за кольцевую дорогу.
– Ты сначала познакомься, постарайся понравиться. На сегодня
главная твоя задача – стать для него близким человеком и заслужить доверие.
Глава двадцать девятая
В кардиологическом отделении бывшего закрытого военного
госпиталя сутки стоили пятьдесят долларов, это без лечения, без процедур и
медикаментов. Елена Петровна Бутейко оплатила лечение и пребывание там своего
мужа вперед, на десять дней. Общая сумма, внесенная в кассу, составляла тысячу
двести пятьдесят условных единиц.
Оперативник УВД капитан Косицкий добыл эти сведения с
большим трудом. Сначала он решил пойти официальным путем, но вовремя
остановился, огляделся, купил коробку конфет «Моцарт», три белые розы, заявился
в бухгалтерию госпиталя, улыбнулся, сказал несколько приятных слов немолодой
холеной кассирше и получил исчерпывающую информацию, мысленно благославляя
дикую смесь коммерции, бюрократии и постсоветского пофигизма.
Лечащий врач по фамилии Перемышлев встретил его довольно
хмуро, пригла – сил в ординаторскую для предварительного разговора.
– Он все время повторяет, что не выйдет отсюда, даже на
похороны сына, – сообщил врач, – он боится, говорит, будто его хотят убить.
Спит только со снотворным, причем дозы ему требуются большие. Жена была у меня,
она уверяет, что там не может быть привыкания к снотворным препаратам, он их
раньше не принимал. Но я-то вижу, там глубокое привыкание. Почти наркотическая
зависимость. Я проверял, на учете в психодиспансере он не стоял, никаких
нарушений с этой стороны никогда не отмечалось. Но верится с трудом.
– То есть вы хотите сказать, что психические отклонения
появились у него еще до смерти сына? – уточнил капитан.
– Ничего я не хочу сказать, – покачал головой Перемышлев, –
я знаю, что он перенес мелкоочаговый инфаркт миокарда. Вот это я знаю точно, а
что там с его психикой, понять не могу. Со стороны сердца сейчас все нормально,
состояние стабильное, но я должен его понаблюдать еще неделю, не меньше. Жена
оплатила его пребывание на десять дней вперед, готова платить еще, очень
просила не выписывать его до полного выздоровления. А у него, видите ли,
психоз, бред, мания преследования. У нас своих психиатров нет, только психолог,
и тот на договоре, раз в неделю приходит.
«Интересно, откуда у Елены Петровны Бутейко столько денег? –
вдруг подумал Иван, – впрочем, она могла пустить в оборот все свои сбережения,
лишь бы вылечили мужа, могла и в долги влезть. Мало ли?»
– По-хорошему, Бутейко надо перевозить в психиатрическую
лечебницу, – продолжал врач, – но с другой стороны, он не опасный, не буйный.
– Так я не понял, он вменяем или нет? . В принципе вы можете
его допросить. Попробуйте. Насчет вменяемости ничего сказать не могу. Иногда он
кажется вполне разумным человеком, реакции адекватные, речь связная. Впрочем, я
кардиолог, а не психиатр.
Следователь Бородин предупреждал, что беседовать с отцом
убитого будет непросто.
– Постарайся осторожно коснуться его прошлого, поговори о
ювелирном деле, но не спугни его, не настаивай на продолжении разговора, если
реакция окажется слишком бурной, – напутствовал капитана Илья Никитич, –
главное, попытайся выяснить, почему он так резко сменил специальность, из
ювелирного магазина ушел на обувную фабрику.
Не успел Иван переступить порог больничного «бокса», как
раздался утробный громкий шепот:
– Стойте! Покажите руки!
Иван не сразу сообразил, кто это шепчет и откуда. Койка была
пуста, одеяло скомкано. Больной сидел на полу, за тумбочкой, сжавшись в комок.
Капитан сначала заметил какой-то бледный шар, потом из-за тумбочки показалась
костлявая босая ступня.
«Действительно, совсем у мужика крыша съехала, – подумал
Иван с жалостью, – еще бы, потерять единственного сына…»
– Вячеслав Иванович, это что за новости! – прикрикнул врач.
– Давайте-ка быстро в постель, к вам из милиции пришли. Хватит, Бутейко,
вылезайте.
