– Достань номер за двадцатое марта прошлого года, узнай, кто
брал интервью у Елизаветы Беляевой.
– У кого? У Беляевой? – Иван присвистнул в трубку. – У нас,
часом, новый фигурант не намечается?
– Почему ты спросил? – быстро произнес Илья Никитич.
– Потому, что все телевидение знает об этой сладкой парочке.
Беляева и Бутейко – заклятые враги, ненавидели друг друга. Вы сами мне сказали
об этом, и еще я слышал от нескольких телевизионщиков. Это как будто висит в
воздухе. Было какое-то чрезвычайно скандальное ток-шоу, после коего Бутейко
вылетел с молодежного канала, долго не появлялся на экране, работал только в
прессе и на радио. Одни говорят, Беляева его подставила в этом ток-шоу, оно шло
в прямом эфире. Другие считают, что ее выступление было только поводом для
руководства канала, чтобы избавиться от Бутейко.
– Очень интересно. Узнай все подробней. И постарайся
разыскать корреспондентку, которая брала интервью для «Сто пудов», только очень
быстро.
– На всякий случай сообщаю, что Беляева сейчас в Монреале на
международной конференции по правам человека. Улетела за день до убийства,
возвращается в субботу, – сказал Иван.
Положив трубку, Илья Никитич включил видеомагнитофон и почти
сразу понял, что просматривает запись именно того ток-шоу, которое стало для
Бутейко роковым.
…Посередине круглого зала сидел парнишка в черных джинсах и
черном свитере. Лицо его было закрыто разрисованной маской.
– У меня был в жизни тяжелый период, – говорил он глухим,
срывающимся голосом, – я хотел покончить с собой. Пробовал несколько раз, но у
меня ничего не вышло. Я не смог… простите, мне трудно говорить.
– Да вы не волнуйтесь, – подбодрил его ведущий, Артем
Бутейко, – вы расскажите, и станет легче. А возможно, мы сумеем вам помочь,
попытаемся вместе разобраться в вашей тяжелой проблеме. Для этого мы здесь и
собрались, чтобы помогать друг другу в трудностях и горестях, поддерживать
того, кому тяжело.
– – Спасибо… Да… хорошо… я попробую. Камера заскользила по
залу. Напряженные лица, в глазах сочувствие.
– Я полюбил девушку, но она бросила меня, ушла к другому. Я
не хотел жить, я пытался разными способами убить себя, но понял, что не сумею
сделать это сам. У меня был старый знакомый, мы учились в одной школе. Я знал,
что он связан с криминалом. Я позвонил ему и сказал, что мне нужно сделать
заказ. Убить человека.
Опять пауза, несколько секунд тишины. Публика выглядела все
напряженней, у нескольких пожилых женщин выступили слезы на глазах, одна уже
рыдала, не скрываясь, и сморкалась в платочек. Камера на несколько секунд
задержалась на ее лице. Это было очень трогательно, крупная слеза катилась по
морщинкам.
– То есть вы заказали самого себя? – сочувственно уточнил
ведущий.
– Да, – глухо прозвучало из-под маски. – Я сообщил, что
заказанный мною человек в такое-то время будет в таком-то месте, и пришел туда.
– Что же было дальше?
– Я увидел их, но испугался. Сработал какой-то инстинкт, я
убежал. И вот уже год скрываюсь от них. Каждый день меня могут убить. За мной
следят. Меня преследуют. Но теперь я понял, что такое жизнь. Я очень хочу жить,
но знаю, меня все равно убьют, рано или поздно.
Камера взяла крупным планом лицо красивой плачущей девочки
лет семнадцати. Огромные карие глаза, полные слез.
Илья Никитич заметил, что одним из операторов был его
знакомый, Егор Лабух.
– Миленький, ну как же так? – всхлипнула очередная бабушка в
подставленный микрофон. – Ты еще такой молодой! Товарищи, надо что-то делать,
надо помочь мальчику.
– А вы не пытались отменить заказ? – поинтересовался
солидный мужчина с усиками.
– Может, вам просто в милицию пойти и все рассказать? –
заикаясь от волнения, спросила женщина с красными взбитыми волосами и золотыми
зубами.
– Это бесполезно, – покачал своей маской несчастный герой, –
машина запущена. На меня идет настоящая охота, я все время это чувствую, вот
сейчас я пришёл сюда, но не знаю, что со мной будет, когда я отсюда выйду.
Публика в зале сострадала парнишке в маске очень искренне,
очень серьезно, ему давали советы, его жалели, уговаривали еще пожить, ведь он
так молод. Предлагали охрану, спрашивали, не надо ли помочь материально,
хватает ли ему на хлеб, ведь, скрываясь от убийц, он не может устроиться на
работу. Белокурая голубоглазая девочка лет пятнадцати тоненьким голоском
пригласила его спрятаться у нее дома.
– Я сумею тебя защитить! Не бойся!
– Спасибо, спасибо, – повторял Бутейко в ответ на каждое
такое предложение. Герой молчал, он от волнения и благодарности, вероятно,
потерял дар речи и притаился под своей маской.
– И после этого говорят, что в наших людях исчезает чувство
сострадания! – воскликнул ведущий. – Я благодарю зал. Послушаем, что скажут
наши эксперты? – Он подошел к группе людей, которые сидели отдельно.
Двое мужчин, по виду бизнесмены-нувориши, и между ними
Елизавета Беляева. Мужчины были представителями фирмы-спонсора. Беляеву зал
приветствовал громкими аплодисментами. Первой микрофон взяла она.
– Прежде чем сказать что-либо, я хочу задать нашему герою
несколько вопросов. Скажите, сколько вы заплатили за заказ?
– Я не могу ответить на этот вопрос…
– Почему?
– Ну, есть причины. Много… очень много.
– Хорошо. А как вы представились вашему приятелю? Вы
назвались своим собственным именем?
– Да, конечно.
– Если я правильно поняла, вы с посредником, который принял
заказ и взял деньги, учились в одной школе и хорошо знакомы?
– Да.
– А как вы представили того, кого заказали? Чью фотографию
вы передали посреднику? Какой назвали адрес, телефон, фамилию?
По залу прошел гул. Бутейко решительно вырвал микрофон у нее
из рук.
– Елизавета Павловна, у нас ведь здесь не следствие, не
допрос. Это только повод для разговора. Мы ставим проблему, серьезную и
злободневную, мы пытаемся в ней разобраться все вместе, помочь, а вы нападаете
на человека, который попал в такую чудовищную ситуацию. Продолжим. Что скажете
вы? – – он отдал микрофон одному из мужчин.
– Я ничего не скажу, мрачно буркнул тот, – у меня нет
привычки перебивать. Госпожа Беляева еще не закончила, – он передал микрофон
Елизавете Павловне.
– На самом деле, я почти закончила, – она мягко улыбнулась,
– еще один вопрос. За год охоты на вас посредник так и не узнал, что вы – это
вы?
