– Нет, уж извините, имен я называть не буду, – криво
усмехнулся Лабух, – вы все-таки убийство расследуете, я ляпну какое-нибудь имя
и, не дай Бог, подставлю человека под подозрение. А ведь наберется не меньше
сотни людей, причем все до одного – знаменитые, влиятельные, с серьзными
возможностями.
– То есть не меньше сотни людей, у которых, по вашему
мнению, могли быть мотивы для убийства Бутейко? – осторожно уточнил Илья
Никитич.
– Ну, я, наверное, преувеличил немного, но в принципе после
большинства его материалов, газетных, журнальных, телевизионных, у каждого его
героя хоть на минуту такое желание возникало. А если учесть, что он еще и жил в
долг, просил у всех, не стеснялся, то тут вам, как следователю, можно только
посочувствовать. Хотя нет, я слышал, убийцу взяли на месте преступления, прямо
в подъезде?
– Да, у нас есть подозреваемый, – уклончиво ответил Илья
Никитич. – Так вы говорите, он жил в долг. Лично у вас он когда-нибудь занимал
деньги?
– Дважды. Правда, все вернул. Нет, что касается долгов, тут
вы, пожалуй, ничего не нароете. Долги он возвращал аккуратно, коллегам во
всяком случае. А вот что касается людей, к которым он лез как репортер, тут я
могу рассказать, что он творил, как изгалялся. Допустим, берет он интервью у
популярнейшего киноактера, немолодого, интеллигентного. Тот рассказывает ему
смешную историю, как озвучивал в мультике роль голубого резинового щенка,
исполнял там песенку. Беседа выходит под заголовком: «Голубой я, голубой, никто
не водится со мной». И большая фотография пожилого актера, причем самая
неудачная. Или как-то на Шаболовке в буфете он случайно подслушал разговор. За
соседним столиком сидел известный политик-демократ, бывший главный редактор
молодежного еженедельника, и рассказывал, как в конце восьмидесятых один из
кабинетов редакции пришлось сдать в аренду порнографическому журналу, который
делали трое ловких мальчишек, и эти мальчишки бегали за сотрудниками редакции,
уговаривая что-нибудь написать, перевести, предлагали несусветные гонорары.
Буквально на следующий день в желтой, но очень тиражной газетке, в разделе
светской хроники, выходит заметка на целый подвал, где рассказывается, как
политик-демократ продавал порноизданию не только помещение, но и сотрудников, а
особенно молодых сотрудниц. И все это как бы с юморком. Ну а что касается
всяких любовных связей знаменитостей, тут уж ему равных не было. Выслеживал,
подслушивал, шпионил, а потом стучал широкой общественности через средства
массовой информации, кто с кем спит. Бывало, что и семьи из-за этого рушились.
– Неужели никто ни разу не подал на него в суд? – опять
вклинился Илья Никитич.
– За что? За песенку голубого щенка? Ну разве может
нормальный человек публично признаваться, что это для него серьезно? Одни
вспыхивали и перегорали, не хотели пачкаться, тратить время и нервы, другие
понимали, что именно этого он ждет, потому как скандал есть самая эффективная
реклама. Зачем же такую гниду рекламировать? Ох, простите, нехорошо я говорю о
покойном. Нехорошо. Но посудите сами, он ведь никого не щадил, вообще никого,
причем выбирал для своей охоты не каких-нибудь эстрадных попрыгунчиков, а
предпочитал нормальных, приличных людей, которым такая, с позволения сказать,
популярность на фиг не нужна. Вот, к примеру, одна очень известная и всеми
любимая телеведущая, не буду называть фамилии. Артем крутился около нее, как
бес. Выведал, что у нее мать страдает хроническим алкоголизмом. Я с ним не
поехал, но нашелся другой оператор, которому все по фигу. Засняли старую
женщину во время запоя. Издевался он над ней прямо в кадре, как мог.
Расспрашивал, какой была ее знаменитая доченька в детстве, до какого возраста
писалась в штаны. А мамаша-то пьяная, ничего не соображает, едва языком
ворочает. Пьяные слезы, истерика. И, разумеется, тут же дал в эфир в своей
ночной программе в качестве специального репортажа. Сплошные крупные планы,
испитое лицо, загаженная квартира. А в перебивку – фотографии телеведущей,
чтобы зритель ни на секунду не забывал, чья это мамочка. Да еще музыкальным
фоном пустил песню Окуджавы: «А на Россию одна моя мама, да только что она
может, одна?»
– Когда же это было?
– Да меньше месяца прошло. Во второй или в третьей его
передаче, точно не помню.
– И как отреагировала телеведущая?
– Честно говоря, не знаю. Слышал сплетню, будто она дала ему
пощечину в холле Останкино на первом этаже, да не просто, а сначала перчатку
надела. А он будто бы дал ей сдачи, и между ними чуть ли не драка завязалась,
но похоже, сам Артем и пустил такую «утку». Это как раз в его духе.
«Любопытно, а почему лично вы, Егор Викторович, пожилой,
вполне порядочный человек, опытный телеоператор, и наверняка неплохой фотограф,
работали с Бутейко, обслуживали его скандальную программу?» – мысленно спросил
Илья Никитич. Только мысленно, ибо не хотел обижать человека, да и ответ был
известен заранее: если отказаться, найдется десяток желающих, деньги всем
нужны.
Что касается имени телеведущей, то тут и вопроса не
возникло. Илья Никитич сразу понял, что речь шла о Беляевой.
Дома Бородин обнаружил, что на всех аудикассетах, помеченных
надписью «Беляева», нет голоса Бутейко. Вопросы Елизавете Павловне задавали
какие-то сладкоголосые юные девицы.
– Елизавета Павловна, как вы поступите, если узнаете, что
муж вам изменяет?
– Госпожа Беляева, если в вашем доме появится молоденькая,
сексуально привлекательная горничная и вы заметите, что у вашего мужа с ней
связь, что вы сделаете?
– Вы собираетесь обращаться к хирургам-пластикам, чтобы
сохранить молодость? Ведь вам уже много лет, и скоро вы станете старой.
Нет, такого рода вопросы задавались не сразу, не в первую
очередь. Сначала все выглядело как обычное интервью. Разговор начинался мирно,
вполне доброжелательно, сладкоголосые девушки непременно вначале интервью выражали
Елизавете Павловне свое восхищение, пели песни про ее обаяние, красоту, ум,
задавали невинные и удобные вопросы и только потом выстреливали ей в лицо
какой-нибудь пакостью.
Беляева была равнодушна к лести, вежлива, сдержана, отвечала
иногда остроумно, иногда вяло, вероятно, это зависело от настроения и
обстановки. На хамские вопросы она отвечала просто: «А вы?»
– Мне двадцать один, а вам сорок! – сорвалась одна из
корреспонденток.
– Ну, все еще впереди, надо думать о будущем, – спокойно
отвечала Беляева.
– Скажите, Елизавета Павловна, вы двадцать лет жили с одним
мужчиной потому, что больше не находилось желающих?
– Извините, я не могу с вами разговаривать. У вас неприятно
пахнет изо рта, – спокойно отвечала Беляева.
На бумажном вкладыше одной из кассетных коробок Илья Никитич
обнаружил надпись простым карандашом, крошечными буквами: «Сто пудов»,
20.03.98". Он позвонил Косицкому и попросил выяснить, что это такое.
Капитан тут же сообщил, что так называется бульварная газета.
