Потом время для нее как будто остановилось. Когда она
немного приходила в себя, пыталась встать, ее тут же опять поили какой-то
дрянью. Она не знала, сколько уже находится в этой вонючей квартире, на этой
кровати со скомканным влажным бельем, несколько часов или несколько суток. В
какой-то момент она поняла, что это ей уже безразлично, и испугалась. Если все
безразлично, значит, скоро она .умрет. У нее хватило сил сообразить, что нельзя
покорно глотать горькую смесь, которой потчует ее глухонемая тетка. Она сделала
вид, что пьет, и успела вылить содержимое стакана в щель между стеной и
кроватью.
В голове постепенно прояснялось, но слабость была страшная.
Больше всего она боялась, что маньяк или его подруга заметят, как она приходит
в себя, и стала изображать что-то вроде обморока. Ее одели в обноски, вывели на
улицу.
Было раннее холодное утро. Маньяк вел ее через какие-то
пустые проходные дворы, она едва волочила ноги, голова кружилась, но изо всех
сил она старалась запомнить дорогу. Минут через двадцать они оказались на
железнодорожной станции. Это был не вокзал, а именно станция, совсем маленькая,
с узкой платформой. Варя попыталась прочитать название, но буквы расплывались.
Подъехала электричка. Маньяк втащил Варю в пустой вагон,
усадил на лавку, поднес к ее губам горлышко плоской коньячной бутылки,
попытался влить ей в рот что-то белое, густое, как кефир, но не успел.
Объявили, что двери закрываются, он бросился к выходу. Бутылка осталась лежать
у Вари на коленях. Варя сообразила, что надо поставить ее рядом с собой на
лавку, чтобы жидкость не вылилась, и тут же потеряла сознание.
Позже выяснилось, что маньяк приготовил для нее на прощанье
смесь из восьмидесяти таблеток. Психотропные и снотворные препараты выписывали
в изобилии врачи районного психодиспансера для слабоумной девочки Раисы.
Что именно спасло Варе жизнь – инстинкт самосохранения,
когда она потихоньку вылила содержимое стакана, или закрывающиеся двери пустой
электрички, в которые поспешил выскользнуть осторожный маньяк, уже не важно.
Очнулась она оттого, что кто-то тряс ее за плечо.
– Эй, девка, ты чего с утра так наклюкалась? Билет предъяви!
Впервые она взглянулавна себя. в зеркало в отделении милиции
на станции «Окружная», куда приволокли ее под руки два здоровенных контролера.
В грязном сортире над умывальником висело треснутое мутное зеркало, и оттуда
взглянула Варе в глаза пьяная сумасшедшая бомжиха лет сорока. В черных,
взлохмаченных, тусклых волосах виднелась седина. Она не сразу заметила, что в
ушах у нее нет золотых сережек с бирюзой, а на пальце такого же, с бирюзой,
колечка. Исчез золотой крестильный крестик. Вместо, куртки, джинсов и свитера
на ней было драное засаленное пальто, надетое прямо на голое тело, вместо
кожаных модных ботиночек – войлочные дырявые боты.
Она заставила себя умыться холодной водой, она уже начала
давать показания дежурному следователю, но опять потеряла сознание. Из милиции
ее на «скорой» увезли в больницу, туда пришла к ней мама, туда же впервые
пришел к ней маленький кругленький следователь Илья Никитич Бородин.
Как только врачи разрешили ей подняться, она сумела привести
оперативников в вонючую квартиру в панельной пятиэтажке. Ей казалось, что даже
с закрытыми глазами, на ощупь, она может найти это место и голыми руками убить
всех троих, даже четырнадцатилетнюю дебильную Раису.
Все трое оказались дома и были арестованы. Кроме них, в
квартире находились две девочки, пятнадцати и семнадцати лет, обе в
бессознательном состоянии.
Следствие длилось совсем недолго. Маньяк, которого звали не
Гарик, а Рафик Тенаян, чистосердечно признался в пяти убийствах и семи
изнасилованиях в изощренной форме. Большинство его жертв были
несовершеннолетними. Троих он придушил, двое умерли от передозировки
психотропных и снотворных препаратов, позже, когда дело было передано в суд,
скончались, не приходя в сознание, те две девочки, которых обнаружили в
квартире.
Варя спокойно, как говорящая кукла, давала свидетельские
показания на суде. Адвокат в своей пламенной речи несколько раз повторял, что
все до одной жертвы вошли в квартиру к маньяку совершенно добровольно, у каждой
был шанс уйти. Каждая готова была сниматься в обнаженном виде и не отказывалась
от кофе и шампанского. Адвокат говорил так азартно, так убедительно, что даже
Варе на миг показалось, что жертвы виноваты больше самого преступника. И все в
зале взглянули на нее уже как-то иначе. Жалость в глазах сменилась холодным
любопытством.
– Значит, вы сами, без принуждения, отправились в
неизвестную квартиру с человеком, с которым были знакомы меньше часа? –
спрашивал вкрадчивый высокий голос.
– Сама, – спокойно отвечала Варя.
– И сами по просьбе Тенаяна сняли одежду
– Да.
Она старалась не смотреть в сторону железной клетки, где
сидел и ухмылялся Тенаян. Ему как будто нравилось слушать подробности.
Когда объявили приговор, всего лишь пятнадцать лет вместо
ожидаемой смертной казни, по залу прошел удивленный гул. Варя встала и выбежала
вон.
А через пару дней после суда из голых кустов во дворе у ее
дома выскочил парень с длинными сальными волосами, в зеленой кожаной
куртке-"косухе". Рядом с ним был оператор, прямо в лицо Варе уперлись
камера и микрофон.
– Скажите, Рафик Тенаян был вашим первым мужчиной? Что вы
испытали, когда он лишил вас девственности? Вы ведь сами, добровольно, вошли в
квартиру, разделись и легли с ним в постель?
Она закричала и побежала, ей показалось, что она сходит с
ума и мир состоит из уродов, злобных наглых уродов, у которых сало в глазах,
сало в мозгах, и нет никаких иных органов, кроме половых. Если бы в тот миг в
руках у нее оказалось оружие, автомат например, она, не задумываясь, прошила бы
очередью обоих, и журналиста, и оператора, И не было бы у нее чувства, что она
убивает людей. У нее вообще никаких чувств, кроме ужаса и брезгливости, не
осталось.
Ей долго еще мерещилось, что журналист и оператор преследуют
ее, сначала пешком, потом на машине. А потом, когда она шла по улицам, ей
мерещилось, что все на нее смотрят, и все знают, что она сама, по доброй воле,
сняла с себя одежду в вонючей квартире маньяка.
Неизвестно, как долго она бродила по городу, не разбирая
пути, не чувствуя ни времени, ни холода, ни мокрого снега. Опомнилась в
каком-то незнакомом районе, на набережной. Уже начало темнеть, снег стал гуще,
он шел сплошной стеной. Варя остановилась и стала смотреть на черную воду. По
воде медленно плыли грязные тонкие куски льда. И. чем дольше она смотрела, тем
спокойней и медленней билось ее сердце. Оглядевшись, она увидела лестницу,
которая вела прямо к воде. Достаточно было просто спуститься вниз и шагнуть в
воду. Это было совсем просто и не страшно. Только потом, когда ледяная
свинцовая толща стиснула ее тело и холод стал пожирать ее, как стая из тысячи
рыб-пираний, она по-настоящему испугалась, и впервые в жизни ей по-настоящему
безумно захотелось жить…
