– Мы с вами должны использовать те возможности, которые
открываются для нас в процессе операции. Для себя лично использовать, чтобы не
оказаться потом в дураках.
– И какие же, по-твоему, нам с тобой открываются
возможности?
– Пока только одна. Ее зовут Елизавета Беляева. Теперь вы
поняли?
– Нет.
– Ну, это ведь так просто! – Он укоризненно покачал головой.
– Вы же умный человек, Павел Владимирович. Беляева – это живой эфир, а знаете,
сколько стоит живой эфир?
– Дорого стоит. Дальше что?
Красавченко несколько секунд молчал, держал таинственную паузу
и наконец произнес, чуть понизив голос:
– У меня появилась возможность получить видеопленку, на
которой образец чистоты и нравственности занимается грубым сексом с чужим
мужчиной, изменяет мужу, причем с огромным удовольствием.
– И кто же этот счастливец? – Павел Владимирович покосился
на белый воротничок его рубашки, испачканный пудрой и помадой.
– Я же говорил вам, что к этой даме нужен индивидуальный
подход, – опять на его лице заиграла сытая блатная улыбочка, – сорок лет – это
серьезно. Женщина способна на многое в этом критическом возрасте. Я говорил, а
вы мне не верили, иронизировали. Ну, что вы на меня так смотрите? Баба есть
баба, будь она хоть трижды гениальной и знаменитой.
– Ты хочешь сказать, что тебе все-таки удалось… – Павел
Владимирович откашлялся, – или тебе помог твой препарат?
– Какая разница? Главное, все получилось, к нашему взаимному
удовольствию. Нет, насчет препарата вы меня обижаете. Сначала все получилось, а
потом уж мы с ней выпили по бокалу вина.
– Слушай, по-моему, это ты сумасшедший, а вовсе не наш
заказчик.
– В таком случае, вам придется выбирать между двумя психами,
– усмехнулся Красавченко, – причем выбирать сию минуту.
– Ты что, собираешься ее шантажировать? – Павел Владимирович
залпом выпил воду. – Господи, какой пошлый ход! Сейчас только ленивый не
пытается заработать на постельном компромате. Вряд ли этим кого-то удивишь и
напугаешь. И потом, ты не учитываешь главного. Затащить в постель и заснять на
пленку не так уж сложно. Допустим, ты справишься с этой задачей или уже
справился. Но что дальше? Ты ведь понимаешь, чтобы запустить порнушку в эфир,
надо обладать такими связями, такими деньгами и полномочиями, какие тебе,
дорогой мой, не снились. А уж Беляева знает это еще лучше. Она не испугается.
* * *
– Кроме миллионов телезрителей, у Елизаветы Павловны есть
еще семья. Не надо никаких особенных связей, чтобы подкинуть кассету ее мужу.
– Ладно, гений, допустим, тебе все удастся. И сколько ты
сумеешь из нее вытянуть? У нее просто нет таких денег, ради которых стоит
рисковать. Взяток она не берет. Да, получает неплохо, но если уж шантажировать,
то лучше найти кого-нибудь побогаче.
– Правильно. И я уже выбрал. Наш заказчик человек очень
богатый, но совершенно не умеет распоряжаться своими деньгами, не знает, куда
их деть, тратит на глупые побрякушки. Так пусть лучше нам отдаст. – Красавченко
весело подмигнул и закурил еще одну сигарету. – Не все, но хотя бы часть.
– Очень интересно, – криво усмехнулся Мальцев, – а при чем
здесь Беляева?
– Ну я же сказал, Беляева – это прямой доступ к телеэфиру.
Благодаря нашей нежной дружбе я получаю неограниченные возможности. Я успел
понять, что заказчик тщательно скрывает свою страсть к драгоценным камням. Из
этого я сделал вывод, что он скорее всего не банкир, не частный
предприниматель, а крупный государственный чиновник. Я прав?
– Понятия не имею. – Павел Владимирович равнодушно пожал
плечами и почувствовал, как под рубашкой между лопатками выступает ледяная
испарина.
– Я прав, – улыбнулся Красавченко, – как всегда! Вы все
никак не хотите меня дослушать, почему-то очень нервничаете, постоянно
перебиваете.
– Не знаю, кто из нас нервничает, – криво усмехнулся
Мальцев.
– Вот и я не знаю. Ну ладно, это не важно. Вы готовы меня
спокойно выслушать?
– Я тебя очень внимательно слушаю.
– Зато, чтобы кассета с грубой эротикой в ее исполнении не
попалась на глаза мужу и детям, Елизавета Павловна станет иногда выполнять мои
просьбы. И первым я выступлю в эфире сам, мне есть что рассказать, биография
моя достаточно интересна. Тему для разговора мы выберем любую, но я непременно
вставлю в свой монолог несколько прозрачных намеков, которые наш заказчик
отлично поймет. И если он не откликнется, то в следующем эфире я выдам уже
более конкретную информацию о хобби государственного чиновника и о тех методах,
которыми он пользуется для утоления свой страсти к драгоценным камням.
– Это замечательно! – Мальцев совершенно неожиданно рассмеялся,
да так весело, что сам удивился. – Это просто класс? Ты действительно гений,
Толик. Двойной шантаж? Только ничего у тебя не выйдет. Прости, дорогой, но я не
верю, что Беляева в здравом уме, по доброй воле, согласилась с тобой, таким
красивым, переспать. Если это произошло, то вовсе не так, как ты рассказал.
Сначала ты добавил ей свою гадость в вино, а потом уж затащил в койку. Не
думаю, что тебе удастся повторить это на «бис» и заснять на пленку. Ведь у тебя
пока нет кассеты?
– Если честно, уже есть. Но это строго между нами.
– Стахановец, – хмыкнул Мальцев, – передовик-многостаночник,
мать твою… Что же, она не заметила, как ты вытащил камеру, закрепил на штативе?
Ты сначала выключил Беляеву, напоил ее своей дрянью, а потом включил камеру.
Других вариантов нет. А это, дорогой мой, уже статья, и серьезная. Это тебе не
старика-сторожа отравить. Там, понятно, кроме меня, свидетелей нет, а я,
конечно, буду молчать. Но как только ты сунешься к Беляевой со своим шантажом,
она просто подаст в суд, и тебя посадят.
– За что же? – Красавченко недоуменно вскинул брови. – За
любовь? Ну да, я воспылал страстью к ней и не скрываю этого. Чувство мое
оказалось взаимным, я счастлив и горд. Но я не виноват, что какая-то мразь
засняла нас скрытой камерой. Что же делать, если мы живем в такое кошмарное,
циничное время? Вообще, все, что касается Елизаветы Павловны, – это мои
проблемы. От вас мне нужна информация о заказчике. Для того чтобы передать ему
свои условия, мне надо с ним как-то связаться. Пока я могу сделать это только с
вашей помощью.
– А я все гадаю, почему ты вдруг так щедро делишься со мной
своими наполеоновскими планами.
– Короче, вы согласны мне помочь? – Красавченко взглянул на
часы. – Времени мало, я должен успеть к перерыву между совещаниями. Я должен
сегодня обязательно показаться на глаза Елизавете Павловне, а то она заскучает,
забеспокоится. Я предлагаю вам пятнадцать процентов от каждой выплаты.
Согласны?
