Лиза закончила университет с красным дипломом, и через
несколько месяцев родился здоровенький крупный мальчик Витя. Михаил Генрихович
продолжал работать в музее, получал все меньше, но и это не стало проблемой.
Лиза умудрялась учиться в аспирантуре и зарабатывать с маленьким ребенком на
руках, ночами писала хлесткие аналитические статьи для самых модных газет и
журналов, бралась консультировать кинорежиссеров, которые снимали исторические
фильмы, попутно собирала материалы для кандидатской. Все, за что бралась, она
делала отлично. Ей хватало пяти часов сна, ни разу, несмотря на зверскую усталость,
она не сорвалась, не повысила голос на мужа.
Чем старше она становилась, тем острее чувствовала, как
провисает под ее ногами невидимый канат. Умерла бабушка Надежда. Папа отморозил
ноги и руки в казахской степи, в маленькой районной больничке Павлу Сергеевичу
ампутировали правую кисть и левую ступню. В Москве удалое сделать протезы, но
жизнь казалась конченой, постаревший геолог-инвалид жестоко запил. Мама сначала
проявляла чудеса любви и героизма, ухаживая за ним, спасая его от глубокой
депрессии и надвигающегося хронического алкоголизма, но не выдержала,
попыталась уйти к другому человеку, однако вскоре вернулась к папе и стала пить
вместе с ним.
Лиза обошла всех известных и неизвестных наркологов Москвы,
прочитала груды медицинской литературы, через полгода могла бы сдать экстерном
экзамен по наркологии, однако из огромного количества усвоенной информации
сделала единственный вывод: родителям ее помочь невозможно. Логика проста, как
мычание. Человек может бросить пить, но только если сам захочет. Родители
бросать не хотели.
Мама опускалась быстрее, чем папа. Квартира в Черемушках
превратилась в вонючий сарай. Пьяная мама ползала по брезентовым клочьям
истлевшей палатки, в руке ее дрожала толстая иголка, она старательно штопала,
латала, протыкала иглой прогорклый воздух. Папа с «беломориной», прилипшей
намертво к нижней губе, левой рукой пощипывал струны треснутой гитары и напевал
что-то невнятное про звездное небо над тайгой.
Лиза оставляла сумки с продуктами и молча уходила. Все
рушилось, невидимый канат под ее ногами обрывался. Она летела в пропасть, и
некому было подхватить ее. Михаил Генрихович дорожил ею как ровным, надежным,
самостоятельным человеком, «товарищем по семье», который никогда не дерзнет
нарушить его покой своими проблемами. Сын Витя был еще совсем маленький. А
близких друзей, перед которыми не стыдно расплакаться, она так и не нажила.
Боль пульсировала внутри, как звуковая волна при экстренной
посадке реактивного самолета. От боли звенели барабанные перепонки, распухало
сердце. Лиза продолжала жить на автопилоте, не позволяя себе расслабиться ни на
минуту. Ничего не изменилось в ней, она была все так же работоспособна,
обязательна, приветлива. Только иногда взгляд ее застывал, как будто леденел.
Голубые глаза становились почти белыми, смотрели в точку и ничего не видели,
кроме мрака у хаоса.
Витя подрос, он был умным развитым мальчиком, в четыре года
знал все буквы в пять читал по слогам. В 1988-м Михаил Генрихович уволился из
музея, легко и быстро освоил компьютер. Он в совершенстве владел английским и
немецким, устроился на работу в только что открывшуюся российско-австрийскую
компьютерную фирму, стал получать приличные деньги, выезжать за границу.
Лиза продолжала писать статьи, заработала известность как
политический обозреватель. Ее все чаще стали приглашать на телевизионные
ток-шоу, мода на жаркие дискуссии в прямом эфире была в самом разгаре. Ток-шоу
смотрела вся страна, лица публичных спорщиков запоминались зрителями надолго и
всерьез. Елизавета Беляева тут же стала любимицей публики. Она говорила
убедительно и остроумно, свободно держалась перед камерой и отлично смотрелась
на экране. К тому же она довольно лихо сумела вписаться в склочный завистливый
телевизионный мир, где вместе с популярностью обязательно растет число тайных и
явных недоброжелателей, всегда готовых к активным действиям.
Вскоре ее пригласили в качестве постоянного
эксперта-консультанта в одну из популярных публицистических программ. раз в
неделю Лиза делала обзор политических событий, у нее была удивительная
способность излагать сложные мысли простым и доступным языком. Она не подавляла
среднего телезрителя своим интеллектом, а, наоборот, заряжала, создавала
иллюзию, что это он, зритель, такой умный, все понимает и отлично во всем
разбирается. Она искренне, тепло улыбалась в камеру, шутила смешно, но без
злобы и пошлости. Вскоре у нее появилось множество постоянных поклонников и
даже фанатов. Были зрители, которые смотрели публицистическую программу
исключительно ради Елизаветы Беляевой.
Однажды известный политик в интервью назвал ее «самым милым
лицом нынешнего телеэкрана». Потом, пойманный в фойе на каком-то фестивале
популярный киноактер на вопрос журналиста, что он думает о сегодняшних
телеведущих, ответил, что больше всех ему нравится Елизавета Беляева, и, чтобы
ее увидеть, он смотрит каждый четверг какую-то глупую молодежную программу. Он
морщился и щелкал пальцами, вспоминая название программы.
– Но Беляева не телеведущая, – заметил корреспондент, – она
эксперт, обозреватель, консультант.
– Какая разница? – улыбнулся в камеру актер. – Кроме нее,
там не на кого смотреть и некого слушать.
Дело кончилось тем, что Лизу с треском вышибли из программы,
заявив, что она не правильно понимает ее концепцию.
Лиза запретила себе страдать по этому поводу. Она была на
четвертом месяце беременности, ей следовало поберечь нервы.
К тому же известный режиссер затеял съемки исторического
телесериала и пригласил Лизу в качестве консультанта, так что без работы она не
оставалась ни дня.
Муж ее к этому времени получал столько, что она могла бы
сидеть дома и воспитывать детей. Но это для нее было исключено. Совмещать
работу и семью – не проблема, если умеешь толково распоряжаться временем, не
даешь себе расслабиться.
Дочку она назвала в честь бабушки, Надеждой. О том, что у
знаменитой и всеми любимой Елизаветы Беляевой родилась дочь, сообщило несколько
тонких иллюстрированных журналов, сопроводив публикации красивыми цветными
снимками.
Между тем у Павла Сергеевича случился инфаркт. Он попал в
реанимацию. Мама на некоторое время бросила пить, взбодрилась, подтянулась,
надела кроссовки, джинсы, стала приезжать к внукам. К ее приезду все спиртное,
которое было в доме, прятали куда-нибудь подальше. Ольга Федоровна чинно пила
крепкий кофе, курила на балконе, иногда рвалась постирать пеленки, всякий раз
забывая, что Михаил Генрихович покупает для Надюши в валютном супермаркете то,
что можно назвать одним из величайших достижений западной цивилизации, –
памперсы.
Из больницы Павла Сергеевича перевезли в дорогой
подмосковный санаторий. Он почти поправился, но стоило ему вернуться домой, и
все пошло по-старому. Выздоровление надо было непременно отпраздновать,
совместный запой продолжался неделю, закончился вторым инфарктом. На этот раз
спасти Павла Сергеевича не удалось. Ольга Федоровна стала пить в одиночестве.
То ли здоровье у нее было крепче, чем у мужа, то ли просто Господь хранил,
оставлял ей шанс, но алкоголизм ее вошел в ту стадию, когда запои чередуются с
долгими периодами просветления, и это может продолжаться многие годы.
