– Да! – перебила его Наталья. – Слишком много! Но Саня не
брал с собой пистолет, когда уходил из дома. Он шел на деловую встречу, у него
были какие-то переговоры, да он вообще не прикасался к нему с августа. Пистолет
валялся в ящике…
– Заряженный?
– Откуда я знаю?
– Он при вас когда-нибудь стрелял?
– Один раз, на даче, в березу. Нарисовал фломастером
кружочки на картонке, прибил к стволу, но в «яблочко» ни разу не попал. Вы
поймите, для него пистолет был просто игрушкой. А главное… самое главное, что к
тому моменту, когда он в последний раз вышел из дома, пистолета в ящике уже не
было.
Наташа сбивчиво, но очень подробно рассказала обо всем, и о
вечеринке, на которой в последний раз Саня демонстрировал свое оружие, и о
Мухине, с которым два дня назад столкнулась ее мама у них в подъезде, и даже о
том, что выкрикивал ей Саня, когда она пробилась к нему в отделение милиции.
– Между прочим, именно Мухин звонил ему утром, кажется, с
ним и еще с кем-то он должен был встретиться вечером, – вспомнила она, – ну
конечно! С Климом! Мы потому и поссорились. Когда он сказал, что идет
встречаться с Климом, я подумала, он врет.
– Почему?
– Понимаете, это какая-то мифическая фигура. Вова Мухин
постоянно о нем рассказывает всякие небылицы, и невозможно представить, что у
Вовы есть такие знакомые. Он ведь тупой, как пробка.
– Тупые люди редко рассказывают небылицы, – заметил Илья
Никитич, – у них, как правило, с фантазией плохо.
– Ну, Вова в другом смысле тупой. Просто для него самое
главное, самое интересное в жизни – деньги. И больше ничего. Он только о деньгах
думает и говорит. А Клим для него – что-то вроде живого доллара в человеческом
обличий, с ногами, руками, со стальными мускулами.
– А фамилию этого доллара с мускулами Мухин не называл?
– Кажется, Эрнест Климов, гражданин, Германии. Миллионер,
супермен, красавец мужчина, – Наташа усмехнулась, – мне всегда казалось, что
Вова просто рассказывает о том, каким бы ему самому хотелось быть. Саня все
просил его познакомить с этим Климом, хотя бы издали показать
супермена-миллионера, но Вова постоянно придумывал какие-то предлоги, и так
никто этого Клима не видел. А тут вдруг Мухин позвонил и сказал Сане, что Клим
хочет с ним встретиться, будто у Клима есть какие-то деловые предложения. Я
решила, что Саня врет. Нет никакого Клима, просто Вова пригласил его в
какое-нибудь похабное местечко, в сауну к девочкам.
– А что, у вас были основания так думать про вашего мужа? –
хмыкнул Илья Никитич.
– Нет, конечно. Просто мне очень не хотелось, чтобы он
куда-то шел так поздно вечером, особенно с этим Вовой. Вобщем, мы с Саней
поссорились, потом помирились, потом опять поссорились, когда он уходил.
– Вы говорили ему, что пистолета в ящике нет?
– Собиралась сказать, но потом забыла.
– Так. Значит, когда вы пришли в милицию, он просил вас
позвонить Мухину и проверить, на месте ли коробка с патронами. Вы сделали это?
– Нет. Я сначала хотела позвонить Мухину, но потом подумала,
вдруг он как-то замешан в этом деле, и я только все испорчу. Саня ведь ничего
не помнит.
– А патроны?
– Просто не успела. Честно говоря, после Саниных слов про
отпечатки я боялась притрагиваться к этой несчастной шкатулке.
– А когда вы заглядывали туда в последний раз, не помните?
– Не помню. Очень давно. Там дорогие украшения, а куда мне
их надевать? В магазин и в детскую поликлинику?
– Ну, так давайте посмотрим вместе.
– А вы можете снять отпечатки со шкатулки и с ящика, в
котором лежал пистолет?
– Конечно. Я сегодня же пришлю к вам трассолога. Но давайте
все-таки посмотрим, на месте ли патроны. Не волнуйтесь, я все сделаю аккуратно.
В перламутровой шкатулке патронов не оказалось.
Прабабушкиного кольца там тоже не было. Исчезли также сережки с изумрудами,
золотая цепочка, золотой браслет с зеленой эмалью. Остались только дешевые
серебряные украшения.
Глава девятая
Варя медленно вошла в полутемный ресторанный зал, равнодушно
скользнула взглядом по лицам, улыбнулась нескольким знакомым, кивнула хозяину
заведения, Стасу, Станиславу Руслановичу Тиболову.
Бывший спортсмен-пятиборец, чемпион Европы после травмы
сначала заделался бандитом, потом сел на сравнительно небольшой срок, а выйдя
на свободу, открыл ресторан, назвал его собственным именем «Стас», отлично
обустроил, и довольно скоро заведение стало одним из самых престижных мест в
Москве, элитарным закрытым клубом. Здесь были лучшие повара, лучший кордебалет,
мощная бдительная охрана.
«Если сейчас подойдет, поцелует мне руку, сам лично проводит
за столик, значит, все нормально», – загадала Варя, пристально взглянув на
Стаса. Он сидел за одним из столиков, беседовал с восходящей эстрадной звездой
Катей Красной. Варю он заметил сразу, но всего лишь приветливо кивнул,
улыбнулся и продолжил разговор с певицей.
«Ну что ж, – решила Варя, – все впереди, еще не вечер».
Три года назад, когда Мальцев впервые привел ее в клуб,
хозяин почтительно пожал руку Дмитрию Владимировичу, а по лицу Вари просто
скользнул ледяными тусклыми глазами. Потом, во второй и в третий раз, одаривал
вежливо-небрежным кивком.
Иногда случалось, что она приезжала на пару часов раньше
Мальцева, Стас улыбался издали, а если проходил мимо ее столика, спрашивал,
появится ли сегодня Дмитрий Владимирович и в котором часу.
Как-то Варя сидела в одиночестве у стойки бара и
разговорилась с танцовщицей здешнего кордебалета. Девушку звали Элла. Посреди
разговора она вдруг замолчала на полуслове, уставилась на дверь и пробормотала,
шлепнув себя по коленке:
– Ну, все, я проиграла Лариске триста баксов!
Варя увидела, как хозяин целует руку какой-то рыжей зубастой
дуре в соболином боа на голых плечах. Дура скалила свои огромные, как у
кролика, зубы, заливалась басистым грубым хохотом. Ржала, как мужик или,
скорее, как сивый мерин.
– Это издали она кажется молодой, – прошептала Элла, – на
самом деле ей почти полтинник. Нет, все-таки интересно, как ей это удалось?
– Что именно?
– Женить на себе Кирпича.
– А кто такой Кирпич?
– Ну, привет! Ты правда не знаешь? Или придуриваешься?
– Правда не знаю, – призналась Варя и, заметив
презрительно-удивленный взгляд танцовщицы, выругала себя последними словами.
Если здесь называют какое-то имя с той особенной, почтительной интонацией, с
которой Элла произнесла «Кирпич», всегда надо делать вид, будто тебе известно,
кто это, будто ты вообще лично знакома с этим Кирпичом, Валуном или Булыжником.
