– Нет.
– Она совсем маленькая была, эта фирма. Но дела шли отлично,
до августа этого года. А в августе прогорел банк, на котором все держалось, я
ничего в бизнесе не понимаю, только знаю, что фирмы больше нет, и банка тоже.
После кризиса все так стало сложно, нам постоянно не хватает денег.
– А кому, интересно, их хватает? – адвокат кашлянул и
взглянул на часы. – Извините, Наталья Владимировна, но время – это тоже деньги.
Из того, что вы рассказали, я пока понял только одно: дело сложное, запутанное,
однако не безнадежное. Сейчас я, к сожалению, должен уехать по делам. Думаю,
наша следующая встреча будет значительно плодотворней. Вы успокоитесь, шок
пройдет, и вы изложите мне все по порядку, без спонтанных эмоциональных оценок.
– Простите, – смутилась Наталья, – я, наверное, правда очень
сумбурно все излагаю. Но я хочу, чтобы вы поняли главное: мой муж не виноват.
Он не убивал.
– А меня это совершенно не волнует, – улыбнулся адвокат.
– То есть как?! Вы отказываетесь защищать Саню? – выпалила
Наталья и судорожно сглотнула, чувствуя, что сейчас расплачется.
– Этого я не говорил, – покачал головой адвокат.
– Но тогда как же вас понимать?
– Именно так и понимать. Буквально. Дело в том, Наталья
Владимировна, что факт реальной виновности или невиновности вашего мужа меня
совершенно не заботит. У меня другие задали. Я адвокат не следователь и не
судья.
– То есть вам безразлично, кого защищать, убийцу или
невиновного человека9
– Именно так, – улыбнулся Зыслин, – мне как профессионалу
это безразлично.
– Так не бывает.
– Почему?
– Это очевидно. Во-первых, невиновного морально легче
защищать, а во-вторых… – она покраснела и запнулась.
– А во-вторых? – Зыслин чуть склонил голову набок и глядел
на Наталью с насмешливым любопытством. – Ну, договаривайте, я вас слушаю.
– Правду проще доказывать, чем ложь.
– Вы так считаете? – вскинул брови Лев Иосифович.
– Я уверена.
– А вот и нет. Правду бывает значительно сложней доказать,
чем ложь. Правда может быть грязной, совершенно не логичной, она сплетается
стихийно, из нелепых случайностей, и слишком часто противоречит здравому
смыслу. Ложь, продуманная, сознательная, – это красивый плод человеческого
интеллекта. Она привлекательней и убедительней правды, а потому и доказать ее
проще. Люди верят только тому, чему хотят верить. Но это так, между прочим.
Наташу стал немного раздражать его менторский тон. Адвокат
как будто рисовался перед ней или упражнялся s риторике. Она была не в том
состоянии, чтобы уловить суть его философских рассуждений, однако решилась
возразить.
– Все-таки правду доказать легче. Врать противно. Во всяком
случае, я врать не умею, – мрачно пробормотала она и посмотрела в зарешеченное
окно. Там светило солнце. Она подумала, что Саня сейчас тоже смотрит на ясный
день сквозь решетку, и от жалости у нее заболело сердце, заболело
по-настоящему, впервые в жизни.
– Врать не умеете? Ну, вы прямо ангел, Наталья Владимировна,
– усмехнулся адвокат, и тут же лицо его стало серьезным, озабоченным, он еще
раз взглянул на часы. – Чтобы мы с вами начали работать, вам необходимо
написать заявление, заполнить два бланка, внести в кассу консультации тысячу
рублей, – он порылся в столе, протянул ей несколько бумажек, – вот образец
заявления, это бланки. Мои услуги будут стоить пять тысяч долларов.
– Да, конечно, – машинально кивнула Наталья, взяла ручку, и
вдруг ее бросило в жар, она открыла сумочку и тут же быстро ее захлопнула, –
простите, я не взяла с собой денег…
– А что вы так заволновались? Сейчас вы должны заплатить
всего лишь тысячу рублей, это необходимо, чтобы мы с вами официально оформили
наше сотрудничество. А основную сумму вы отдадите мне потом, не обязательно все
сразу. Сначала будет достаточно двух тысяч долларов, это аванс.
– Правда? Тогда все нормально, но я… – она положила ручку на
стол и горячо покраснела, – понимаете, у меня сейчас с собой вообще нет денег.
Я кошелек оставила дома.
– Это не страшно. Вы зайдете завтра утром. Если меня не
будет, вы просто внесете деньги в нашу кассу, вам все оформят, и послезавтра мы
начнем работать.
– Да, конечно, спасибо вам.
Из консультации она вышла вся мокрая от пота. Она еле
держалась на ногах. Был ясный морозный день, от холода, от яркого солнца
выступили слезы, и Наташа ничего не видела сквозь дрожащую радужную пелену. Она
чуть не упала, поскользнувшись на раскатанной черной полоске льда, подвернула
ногу, но боли не почувствовала. На перекрестке завизжали тормоза, и Наташа
равнодушно отметила, что вот сейчас, только что, чуть не попала под машину.
– Ну, куда прешь, дура? – выкрикнул, опустив стекло,
водитель «жигуленка». – Жить надоело?
«У нас нет денег, – тупо повторяла про себя Наталья, – какие
пять тысяч долларов? И сотни рублей нет. Ну, положим, рублей пятьсот я могу
занять у мамы. Но не больше. Свекровь дала бы без разговоров, сколько нужно. Но
нет у нее. Она живет на зарплату, которую не выплачивают месяцами. Саня ей
часто подкидывал сотню-две долларов, но все равно ей едва хватало на жизнь. Из
друзей и знакомых занять не у кого, просто потому, что неизвестно, когда и
каким образом мы сумеем вернуть. Лишних денег сейчас ни у кого нет. Обратиться
к другому адвокату, который подешевле? Но я и самого дешевого не сумею
оплатить».
Наташа обещала маме приехать за Димычем сразу после
разговора с адвокатом, но сама не заметила, как доехала до своего дома. Не
разувшись, в грязных сапогах бросилась на кухню. Там на подоконнике рядом с
телефоном лежала Санина большая записная книжка. Наташа нашла номера Мухина,
домашний и мобильный. Сняла трубку, но тут же бросила ее.
"Если он как-то связан с убийством, звонить ему нельзя
ни в коем случае. Что бы я ни сказала, каким бы невинным предлогом не
защитилась, он тут же поймет. А ведь Саня просил позвонить именно ему… Да,
просил, однако он ведь не знал, что Мухин позавчера побывал здесь. Или знал?
"
И тут она совершенно отчетливо вспомнила, что позавчера
вечером пистолета в ящике уже не было.
Позавчера пришло извещение о задолженности за квартиру.
Старые оплаченные счета лежали в том же ящике, где пистолет. Бумажки были разбросаны,
Наташа пыталась собрать, разложить по порядку и автоматически отметила про
себя, что нет пистолета. Она хотела спросить Саню, куда он дел «Вальтер», но
завозилась с подсчетами, сумма задолженности казалась ей слишком большой, а
потом ее отвлек Димыч, и больше она не вспоминала о пистолете, до тех пор, пока
не пробилась сегодня утром в милицию к арестованному мужу.