Саня молча кивнул и опустил голову так низко, что Илья
Никитич видел только его темно-русую макушку.
– Значит, вы помните, что незадолго до убийства были в
ресторане, но пистолета с собой не брали? А каким образом оказались в подъезде
убитого, рядом с трупом?
– Я не убивал.
– Послушайте, Анисимов, а может, вы просто забыли, как
выстрелили в Бутейко ?
– Пожалуйста, не надо издеваться, – Саня вжал голову в
плечи, словно опасался, что старик сейчас ударит его, – я не вру вам. Я не мог
выстрелить человеку в висок. У меня бы просто рука не поднялась. А мой пистолет
должен был лежать дома, в ящике письменного стола.
– Но оказался каким-то мистическим образом на месте
преступления. Ладно, Александр Яковлевич, сегодня я свяжусь с вашей женой, она
принесет вам смену одежды, а это все мы отправим на экспертизу и узнаем, в
какой именно карман вы положили пистолет, когда отправились убивать приятеля.
– Я не…
– Да-да, я понял, вы не убивали, – кивнул Илья Никитич, – вы
давали Бутейко деньги в долг?
– Да. Три тысячи долларов.
– Когда это было?
– В июле.
– Вы брали у него долговую расписку?
– Нет, конечно.
– А сроки возврата оговаривали?
– Нет.
– Значит, вы полностью доверяли Бутейко?
– Не знаю. На этот вопрос я сейчас не могу ответить.
Простите, у вас случайно нет сигареты?
– Случайно есть. Пожалуйста.
Илья Никитич не курил, но держал в своем столе на всякий
случай пачку «Ротманс» и дешевую одноразовую зажигалку.
– Не можете ответить… – задумчиво повторил он, давая Сане
прикурить, – что, очередной провал в памяти?
– Если вы считаете, будто я здесь комедию ломаю, то
ошибаетесь. Я не симулирую, не строю из себя психа. – Саня жадно затянулся и
заговорил очень быстро, затараторил, словно текст был выучен заранее:
– Артём Бутейко был мне должен три тысячи долларов. После
кризиса у меня возникли серьезные проблемы. Но из этого не следует, что я убил
Артема. Разве покойники возвращают долги? Мне нужны были деньги, а не огромный
тюремный срок, не высшая мера. И потом, я бы сразу убежал.
– Вы были слишком пьяны.
– Если бы я собирался убивать, разве стал бы пить перед
этим?
– Логично, – кивнул Илья Никитич, – но и выпить для
храбрости в такой ситуации тоже логично. Из-за неприятностей после кризиса,
из-за сложностей с деньгами вы много и сильно нервничали. Накопилась злоба, она
требовала выхода. А тут – должник, который не возвращает деньги. Люди в своих
поступках далеко не всегда следуют логике и здравому смыслу. Гораздо чаще ими
руководят слепые эмоции, особенно в тех случаях, когда происходит убийство. Вы
ведь дважды угрожали Бутейко.
– Угрожал? Ерунда какая… Нет, я напоминал ему о долге, но
это нельзя назвать угрозами.
– Расскажите, пожалуйста, подробно, какой разговор состоялся
между вами, когда вы в первый раз потребовали вернуть долг.
– Я просто позвонил, спросил, как дела. Я ждал, что он сам
вспомнит о деньгах, но он не вспомнил. Я спросил прямо: когда собираешься
возвращать? Он ответил, что пока не может точно сказать. Сейчас у него все
настолько плохо, что на хлеб не хватает. В общем, он стал жаловаться на жизнь,
как все в таких случаях.
– У вас большой опыт общения с должниками? – улыбнулся Илья
Никитич.
– Нет… а почему вы так решили? – растерянно моргнул Саня.
– Вы сказали, как все в таких случаях. – Ну, я имел в виду…
я говорю не о своем опыте, просто известно, как люди тянут резину и жалуются на
жизнь, когда заходит о деньгах… – Саня почувствовал что краснеет, стал
запинаться и вообще замолчал.
– Ну, хорошо. А потом, через два дня, и пришли к нему домой
и опять говорили о деньгах. Мать Бутейко уверяет, что слышала угрозы.
– Ничего она не могла слышать. Да, я просил его вернуть хотя
бы часть. Артем пробил свою программу на телевидении. То есть у него появилась
возможность хорошо заработать. Между прочим, это еще раз подтверждает, что
убивать его мне было невыгодно. Я просил, а не угрожал.
– Вы пришли к нему специально ради этого разговора, или был
какой-то другой повод?
Внезапно Саня замолчал. Илья Никитич с удивлением заметил,
как резко изменилось его лицо. Он побледнел, глаза тревожно забегали. Казалось,
он мучительно пытается решить для себя что-то важное. Илья Никитич дал ему
время подумать, не торопил.
– Да. Повод был, – наконец медленно выдавил Саня сквозь
зубы, – я зашел, чтобы посоветоваться с его отцом.
– Очень интересно, – радостно кивнул Илья Никитич, –
пожалуйста, конкретней.
– Я не могу… А в общем, теперь уже не важно. Я принес
показать отцу Артема одну вещь, чтобы он оценил ее. У моей жены есть старинное
кольцо. Большой изумруд, бриллианты. Оно ей досталось от прабабушки. Я просто
хотел узнать, сколько оно может стоить. Ну, на всякий случай. Мало ли что? Мы
сейчас очень нуждаемся в деньгах. Я ничего не сказал Наташе, она бы ни за что
не разрешила продавать кольцо. Она много раз повторяла, что ее прабабушка даже
в гражданскую войну, в голод, берегла эту вещь.
– Разве Вячеслав Иванович Бутейко имеет отношение к
ювелирному делу? – искренне удивился следователь.
– Имел когда-то. Но об этом в их семье не принято говорить.
«Почему?» – чуть было не спросил Илья Никитич, но сдержался.
Он всегда старался не спешить с вопросами, которые вызывали у него особенный
интерес.
– Ну и как Вячеслав Иванович оценил кольцо? Оно
действительно оказалось дорогим?
– Нет, – тяжело вздохнул Саня, – он сказал, что в изумруде
трещина и еще какие-то повреждения, а бриллианты очень мелкие, показатели
чистоты низкие. В общем, больше трех сотен долларов за эту вещь получить
нельзя. Я Наташе ничего не стал говорить. Принес кольцо, потихоньку положил
назад, в шкатулку. Вы тоже не говорите ей, хорошо? Ей будет очень обидно, если
она узнает, что я оценивал кольцо и что оно на самом деле так дешево стоит. Это
ведь единственная ее фамильная драгоценность.
– Ну, специально не буду сообщать. А там уж – как получится,
– улыбнулся Илья Никитич. – Вы давно знакомы с Бутейко?
– Учились в одном классе.
– Дружили?
