Трое из «газика», направлялись к «Волге». Вася стал медленно
отступать к заснеженному лесу. Вдоль дороги с обеих сторон шли глубокие канавы.
Вася сделал несколько шагов и вдруг заметил, что в «Волге», за задним стеклом,
лежит милицейская фуражка. Трое из «газика» брали его в кольцо. Из «Волги»
выскочили двое. Не успев ничего сообразить, Вася выхватил свой «ТТ» и стал
стрелять.
Одного он успел ранить в руку.
Ему кричали все, что положено кричать в таких случаях, но он
перескочил через канаву, словно на крыльях, и, утопая в глубоком снегу, рванул
через лес. Боль прожгла голень, он понял, что ранен, обернулся, пальнул еще
раз.
– Стоять! Брось оружие.
Он ответил двумя выстрелами, ранил еще одного оперативника.
И тогда в него стали стрелять на поражение. Первая пуля угодила в голову,
вторая в позвоночник, но и первой было достаточно.
Глава сорок вторая
Варя вышла из здания Университета искусств в семь часов
вечера. Сыпал мягкий крупный снег, красиво подсвеченный огнями Китай-города.
Вместо того чтобы сесть в свой «рено», она отправилась пешком в сторону
Политехнического музея. Она шла не спеша, чуть помахивая маленькой замшевой
сумочкой. Неподалеку от памятника героям Плевны свернула в проходной двор.
Там, в глубине, стоял черный, длинный, как крокодил,
«линкольн» с затемненными стеклами, с погашенными огнями. Варя подошла к
машине. Задняя дверца открылась, она нырнула в теплый, пахнущий хорошим одеколоном
салон.
– Привет, лапушка, – послышался из мягкой глубины низкий
мужской голос.
– Привет, – ответила Варя довольно мрачно.
– Какая-то ты сегодня грустная, Варюша, – из темноты
протянулась рука, нежно погладила Варю по щеке, – чего тебе? Кофейку? Соку?
– Соку. Клюквенного, как всегда. В салоне зажегся свет.
Рядом с Варей, на заднем сиденье-диване, раскинувшись, сидел маленький худой
человек, совершенно лысый, с лицом, похожим на череп. Крошечные глаза тонули в
глубоких глазницах, прятались под тяжелыми и совершенно голыми надбровными
дугами.
– Слушай, Пныря, я тебя знаю больше трех лет, но все не могу
понять, у тебя глаза какого цвета? – спросила Варя, отхлебнув густого
клюквенного сока.
– Вроде, карие, – ответил он и улыбнулся, – ты мне зубы-то
не заговаривай, • лапушка. Ты зачем Васю сдала?
– Ты обещал, что он вообще не выйдет из тюрьмы и я его
никогда больше не увижу.
– О моих обещаниях мы после поговорим. Сначала ответь на
вопрос.
– Я его не сдавала, – Варя тряхнула волосами и отвернулась,
– во-первых, он сам подставился. Во-вторых, он бы меня обязательно засветил.
– Как же это он подставился?
– Сам знаешь, – она вытащила из сумочки сигареты, закурила.
– Ему не надо было убивать журналиста. Мог бы и перетерпеть. Но он решил
удовлетворить свое оскорбленное самолюбие, не подумал, поддался эмоциям.
Кстати, именно поэтому я и боялась, что он меня засветит у Мальцева. А это,
Пныря, не в твоих интересах.
– И все-таки ты плохо поступила, что сдала Васю.
– Я тут вообще ни при чем. Дело по убийству журналиста
попало к умному следователю. Я только намекнула, и если бы следователь не знал,
о ком речь, то ничего бы и не было с твоим Васей.
– С моим? – укоризненно покачал головой Пныря. – Это ты,
лапушка, преувеличиваешь. Он скорее твой, чем мой. Во всяком случае, тебе это в
минус. Поняла, меня?
– Ну, один минус – не страшно. Зато плюсов сколько! Я тебе
Красавченко вычислила? Вычислила.
– Не надо, солнышко, не преувеличивай. Это, как говорится,
семечки. Ты только дала координаты, а вычисляли его мы. Да и неизвестно,
насколько он был вредный, Красавченко этот. Ну, чего он мог добиться?
– Не знаю, – Варя помотала головой, – если для тебя сто
тысяч – семечки, тогда не знаю.
– Ладно, молодец. А с Васей ты все же не права. Он так
старался, придумал сам инсценировку, заодно убрал лопуха-свидетеля, который
запросто мог его заложить по делу с журналистом. И все прошло гладенько, как по
маслу. Считай, уже внедрился.
– Ага, и ты ему дал Петюню в помощники. Спасибо тебе. Жаль,
я не видела всего спектакля с самого начала. Представляю, как здорово Петюня
сыграл заказчика. Я многое потеряла.
– Эй, Варька. Не заводись! – ласково проворчал Пныря. – Мала
еще меня учить.
– Я не хочу, чтобы твой Вася вертелся у меня под ногами.
Просто не хочу, и все, – произнесла Варя, резким движением гася сигарету.
– Ну-ка, девочка, притормози, – Пныря чуть повысил голос, –
это мое дело кого внедрять. Я не могу так разбрасываться людьми из-за твоих
капризов. Вася работал на меня много лет, и неплохо справлялся.
– Ладно, Пныря. Давай уж по-честному. Я тебе брошь с
бриллиантом, а ты мне – Васю. Без всяких минусов.
– Да, с брошью ты умница, – кивнул Пныря, – что правда, то
правда. Главное, вовремя. Оперы туда пришли буквально через три часа после нас.
Слушай, что же ты Мальцеву своему не подсказала, с самого начала?
– А сначала я сама ничего не понимала.
– Ну уж? Не прибедняйся. Ты со мной связалась в среду, как
только узнала про Красавченко. Неужели не могла своему Мальцеву хотя бы
намекнуть?
– Ты думаешь, он стал бы меня слушать? – усмехнулась Варя. –
Был момент, когда я чуть не вмешалась. Как узнала, что они собираются в Канаде
устраивать наркодопрос Беляевой, решила, что оба совсем свихнулись. Конечно, от
камней они дуреют, что старший, что младший, перестают соображать, только
глазами сверкают и готовы делать любые глупости, лишь бы достать, раздобыть. И
все-таки я до последнего момента надеялась. Ну, ведь не надо много мозгов,
чтобы понять: если кто-то и копал землю по-настоящему глубоко, то уж точно не
дачники. Во всяком случае, не они первые. Дачи там стали строить только после
войны. А до этого был совхоз, крестьянские дворы. Крестьяне дома строили,
картошку сажали, использовали каждый клочок земли. Надо было искать тех, кто
жил в Батурине сразу после революции.
– Погоди, но они ведь выяснили, что после революции на том
участке стоял дом каких-то крестьян Кузнецовых. Ты говорила, они действуют
правильно.
– Ну да, они были правы, пока не сошли с ума. У них все шло
отлично, – кивнула Варя, – им удалось проследить историю совхозного семейства
до конца. Семейство после войны переехало в Москву. Они узнали три московских
адреса, быстро и очень удачно провернули огромную работу по сбору информации.
Им везло, их как будто на волнах несло к победе. Это не я сказала. Это
Пашенька-профессор любит так красиво выражаться. – Варя усмехнулась. –
Последний отпрыск Кузнецовых сильно пил, совершенно опустился и числится без
вести пропавшим с 1985 года. Вот они и решили, будто это тупик.
