Однако изумительной сцены не получилось. Юра исчез в толпе.
По тому, как поспешно бросился к выходу Красавченко, Лиза поняла, что впереди
ее ждет много всего неприятного.
– Простите, вы – Беляева? – полная пожилая дама осторожно
тронула ее за рукав. – Вы знаете, я смотрю все ваши передачи, абсолютно все.
Это удивительно, как вам удается поднимать людям настроение. Когда вы
рассказываете даже самые неприятные новости, все равно кажется, что все будет
хорошо. Спасибо вам, – дама была совершенно красной от смущения и, не
дождавшись ответа, быстро покатила свою тележку к выходу.
Когда Лиза прошла таможню и поцеловала мужа, за спиной у нее
послышался возбужденный шепот:
– А я тебе говорю, это она! Точно, она!
Михаил Генрихович погрузил чемодан в багажник, Лиза оглядела
стоянку и заметила вдалеке Юрин темно-синий «опель». У машины стояли двое, Юра
и Красавченко. Оба курили.
– Все, садись, поехали, – услышала она голос мужа, – Надюша
к твоему приезду испекла пиццу. Не знаю, что у нее получилось… А Витя вчера
привел девочку. Зовут Оля, очень хорошенькая, главное, совсем не накрашенная,
без рожек и копыт.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну как же, они ведь все теперь изображают нечистую силу,
на голове накручивают какие-то фигульки из волос, на ноги надевают копыта
высотой в полтора метра, и бегом на шабаш, дергаться в массовом припадке
бешенства. Кстати, наша Надюша тоже требует ботинки на платформе. Я сказал,
только через мой труп.
Выезжая со стоянки, они совсем близко проехали мимо «опеля».
Юра сидел за рулем и держал в руках какую-то книгу.
«Да, конечно, книга… – усмехнулась про себя Лиза, – это
коробка с видеокассетой. Красавченко успел заказать копию, наверняка не одну».
Ее радиотелефон зазвонил, когда она была в ванной. Михаил
Генрихович просунул в дверь руку с тренькающей трубкой.
– Возьмешь? Или сказать, что ты не можешь подойти?
– Возьму, спасибо.
– Как же это произошло, Лиза? – услышала она сдавленный,
хриплый голос. – Как могло такое с тобой случиться? Ты разумная взрослая
женщина, ты совсем не пьешь… Как? Объясни мне.
– Ты уверен, что это я? – спросила она тихо. – Ты
внимательно смотрел?
– Да, – он неприятно, жестко засмеялся, – я смотрел очень
внимательно. Надо сказать, ты занималась этим с огромным удовольствием. Еще бы,
такой умелый, такой сильный партнер, настоящий супермен.
– Юра, послушай меня, но только спокойно, без эмоций. Дело в
том, что я совершенно ничего не помню.
– Такое не забывается, Лиза. Я только хочу понять, что ты
при этом чувствовала? Просто животная страсть? Или были какие-то еще эмоции?
В дверь постучали.
– Мам, ты скоро? – спросила Надюша. – Папа и Витя не могут
поделить свитера, обоим нравится с темным узором, а размеры одинаковые. И пицца
стынет. Выходи, пожалуйста.
– Да, малыш, я сейчас, – откликнулась Лиза, прикрыв трубку
ладонью.
– Я понимаю, что никаких прав на тебя у меня нет, – тяжело
дышала ей в ухо трубка, – но и ты пойми, как мне больно. По телефону ты
сказала, что тебя шантажируют. Но прости, при таком образе жизни совсем не
сложно нарваться на шантаж. Ты сама подставилась. Советую впредь быть
осторожней.
– Юра, что ты говоришь? Какой образ жизни? Какая
осторожность?
– Лиза, не надо врать хотя бы себе самой. Ну да, случилось.
С кем не бывает?
– Он усмехнулся. – Я, старый идиот, на что-то надеюсь. Строю
всякие лирические иллюзии, а оказывается, все так просто…
– Юра, перестань. Я приеду, мы поговорим. Прошу тебя, не
относись к этому так серьезно.
– Прости, я человек старомодный, но ломать себя,
подстраиваться под нынешние небанальные представления о любви и дружбе мне
сложно. Возраст не тот. Я не могу к подобным вещам относиться спокойно.
Возможно, это покажется тебе смешным, но представь, что мне очень больно было
увидеть, как женщина, которую я люблю, кувыркается в койке с чужим мужчиной.
– Значит, ты не допускаешь мысли, что на этой кассете не я?
– Я еще не сошел с ума. Это ты, Лиза. Тебе там очень хорошо,
просто отлично. Вы с этим суперменом удивительно подходите друг другу как
половые партнеры. В дверь опять постучали.
– Мам, ну ты скоро? – недовольно поинтересовался Витя. –
Надя во второй раз греет пиццу.
– Да, Витюша, уже выхожу… Юра, я очень тебя прошу,
успокойся, я приеду к тебе завтра, после эфира. Я должна сама посмотреть
кассету.
В ответ она услышала частые гудки.
Глава тридцать шестая
В августе 1917 года никаких полицейских урядников в России
уже не было. Существовала какая-то народная милиция, но где искать, к кому там
обращаться, никто не знал.
– Это же надо, чтобы от варенья такое несчастье. Кто их
разберет, кавказцев, – бормотал Тихон Тихонович, – я говорил, опасно покупать
на их грязных базарах. Мало ли, может, хранили они это проклятое варенье в
погребе, где крысы. Травили крыс, вот и попал мышьяк в банку.
– Да, – хриплым эхом отозвалась из темноты Ирина, – – там
много крыс. Я знаю. Я видела.
– Вот я и говорю, – кивнул купец, – случайно могло попасть в
банку что угодно. Всякое бывает. Между прочим, я ведь тоже ел варенье, и вы,
Константин Васильевич, и Софья Константиновна. Все ели.
– Перестаньте, – махнул рукой доктор, – кого вы хотите обмануть?
Одну банку госпожа Порье открыла сама, из нее выложила варенье для Михаила
Ивановича и для Сони. Именно туда и был добавлен яд. Когда мы садились за стол,
она пододвинула им двоим уже наполненные вазочки. А остальные, то есть мы с
вами, накладывали себе из большой вазы. Все просто, Тихон Тихонович, и все
заранее продумано.
– Что продумано? Кем? – не унимался купец. – Как вы можете
такое говорить? Как вам не совестно? Что же, моя Ирина враг самой себе? Зачем
же оставаться вдовой в такое смутное, опасное время? Слушайте, господин доктор,
а может, его сиятельство, того, сам решил таким оригинальным способом… ну, вы
понимаете, о чем я? Он ведь тонкая художественная натура, а, как известно,
такие как раз весьма склонны, – купец сдержано кашлянул, – я давно замечал за
ним странности, эта его страсть к одиночеству, к рисованию картинок… А вам,
господин доктор, за хлопоты я заплачу. Много заплачу, не обижу. Сейчас деньги
ничего не стоят, но вы не волнуйтесь, у меня есть старые надежные золотые
червонцы…
