Мэлори что-то сказала, я не расслышал, переспросил.
– Его надо завернуть, – повторила она. – Нельзя же так, без ничего… В землю.
Она встала, медленно пошла в сторону дома.
Я проводил ее взглядом, вытер лицо рукавом. На зубах хрустела земля, я сплюнул. Во рту пересохло, страшно хотелось пить.
Яма уже была мне по пояс, я прислонился к земляной стенке. Ладони горели, наверное, все в мозолях. Икры ныли, колени сами подогнулись, я устало сполз на дно. Спина и колени удобно уперлись в холодную землю, словно именно этот размер и планировался.
Плеск реки сразу затих, будто кто-то убавил звук. Тут было сыро и темно – как и полагается в могиле. Я задрал голову. Фары серебрили край ямы, любопытная мошка влетев в их свет, вдруг вспыхнула крошечной сильфидой. Сделав кокетливую петлю, исчезла. Надо мной нависло небо, глубокое, бархатное, усыпанное звездной пылью. В жизни не видел столько звезд.
Хлопнула дверь веранды. Возвращалась Мэлори. Встать сил не было. Опираясь на лопату, выпрямился. Фары светили в лицо, слепили. Мэлори подошла к яме, бросила на траву какую-то тряпку. Это был плед, который мы привезли из Эдинбурга. Я хотел сказать ей об этом, но зачем? Я поднял лопату, швырнул ее рядом с пледом. Ноги вязли, к подошвам налипла земля, я подтянулся, закинул колено.
Мэлори вскрикнула.
– Что там? – спросил я, вылезая из ямы.
– Ничего, – ответил мужской голос. – Гости… – Он засмеялся. – Вам там плохо видно из-за фар, я объясню: у меня в руке бритва, она как раз у горла вашей жены. Поэтому ведите себя прилично. Договорились?
Я стоял на карачках на краю ямы. Мне действительно был виден лишь силуэт, но я узнал приятеля нашей Тиффани. Одной рукой он держал Мэлори за волосы, другую держал у ее шеи.
– Вот решил не откладывать и повидаться с вами сразу. – Он говорил насмешливо, без угрозы. Почти добродушно. От этого становилось только жутче.
Я приподнялся, встал на ноги. Он дернул Мэлори за волосы, она закричала.
– Назад! – приказал он. – Мы ж договорились.
Я опустился на колени. Накатила тошнотворная слабость, мне казалось, меня сейчас вырвет.
– Что тебе нужно? – сипло спросил я.
– Справедливости, пожалуй. – Он подтолкнул Мэлори в спину, вместе они сделали пару шагов ко мне. – Река шумит. Плохо вас слышно.
Теперь я увидел лезвие.
– Дело в том, что такие, как вы, – хуже легавых. Те выполняют свою работу, что они там на самом деле думают, никто не знает, да и неинтересно это никому. Вы же действительно считаете себя хозяевами жизни. Высшей кастой. Избранными.
– Послушай… – Я никак не мог вспомнить его имя – что-то короткое: Чат, Трак, Джаг – одно из этих быдляцких имен. – Послушай, мы подвезли твою подругу. Она попросила – мы подвезли. Я не понимаю, что в этом…
– Он не понимает! – перебил меня парень. – Не понимает…
Стив? Шак? Вспомнить его дурацкое имя стало навязчивой идеей. Он плашмя прижимал бритву к горлу Мэлори, из-под узкого лезвия вниз по шее стекала тонкая нитка крови.
– Послушай, убери нож. – Я старался говорить спокойно. – Мы пойдем в дом, я дам тебе денег…
Парень засмеялся.
– Как все-таки вы предсказуемы! Вы – банкиры, воротилы-заправилы. Ведь вы все уверены, что достаточно достать из бумажника пару сотен или пару тысяч и проблемы тут же исчезнут. Любые проблемы! Снова защебечут птички, взойдет солнце, и расцветут розы.
Скип! Точно! Я наконец вспомнил его имя.
– Послушай, Скип…
– О! – удивился парень. – Не так все безнадежно, оказывается! Вы меня радуете. При взаимопонимании наше маленькое приключение станет гораздо увлекательней. Для всех участников.
Я скосил глаза на лопату, она лежала совсем рядом. Скип заметил мой взгляд.
– Ну вот, стоило мне вас похвалить… – с шутовским трагизмом сказал он. – Похоже, вы неисправимы. Что ранит меня до глубины души. Однако я хронический гуманист и все-таки попытаюсь вам втолковать некоторые истины относительно любви к ближнему.
Он быстро огляделся вокруг.
– Так! План будет такой. – Он подтолкнул Мэлори к сараю. – Сперва я проведу индивидуальное занятие с вами, мистер. Тет-а-тет. Выясним некоторые чисто мужские моменты, сверим наши моральные компасы…
– Кончай паясничать! – заорал я. – Какая, на хер, мораль! Ты малолетку продавал мужикам! Ты сутенер, ты…
– Тихо-тихо-тихо! – перебил он меня. – Кричать не надо. Пока не надо. Еще рано кричать. С сожалением хочу отметить, что вы опять берете на себя слишком много. Какое моральное или юридическое право вы имеете вмешиваться и осуждать мою личную жизнь? Вы бесцеремонно вторгаетесь в интимную сферу, навешиваете обидные, даже оскорбительные ярлыки. Мои отношения с той зассыхой не должны вас касаться. Я же не интересуюсь подробностями вашей сексуальной жизни, не сую нос в вашу спальню, не расспрашиваю вашу милую жену о ее отношении к анальному или оральному сексу.
Он потянул Мэлори за волосы, засмеялся.
– Впрочем, она сама мне об этом расскажет. Тешу себя такой надеждой. Но сперва – мужской разговор о дружбе и любви.
Скип резко развернул Мелори и втолкнул ее в сарай. Она запнулась и упала. Он быстро захлопнул дверь, воткнул железный засов. Я думал, что успею схватить лопату, Скип оказался быстрее. Удар башмаком пришелся в подбородок, ослепительный фейерверк взорвался в голове, на секунду я потерял сознание. Потом прямо перед собой увидел тупорылые ботинки, за ними – мертвого оленя. Во рту было горячо и солоно.
– Я думал, мы договорились… – с сожалением сказал Скип.
Он сложил бритву, сунул в задний карман. Достал сигареты, закурил. Кое-как я поднялся на четвереньки. Хотел сплюнуть, в траву потекла тягучая красная гадость. Язык распух, кажется, я прокусил его насквозь.
– Кстати, насчет твоей лярвы… – Он сплюнул табачную крошку. – Она ничего. Ей сколько, лет тридцать пять? Вполне ничего… Ты мне скажи, она манду не бреет? Хорошо бы нет, ненавижу этих лысых. Как коленка с дыркой.
Он засмеялся, глубоко затянулся.
– Слушай… – Мой язык еле ворочался. – Слушай, Скип. Я тебе отдам машину… Уезжай?
Он выпустил дым аккуратным кольцом. Кольцо росло и плыло ко мне.
– Вот ты, ты ведь какой-нибудь адвокат или банкир, да? Учился в Джорджтауне или Кембридже. Ты считаешь меня грязью, недоумком, так? И ты предлагаешь мне совершить такую дурь – взять твою тачку и спокойно уехать.
– И деньги…
– И деньги! Во как! – Он хлопнул рукой по колену. Обе его руки были покрыты татуировкой. Из-под ворота майки на шею вылезали готические буквы какого-то слова. – Я уеду, дурачок-простофиля, да? А ты тут же позвонишь легавым.
– Не позвоню.
