Мент, хоть и наглый до предела, и молодой, что только добавляло наглости, уже был довольно опытен и, не раздумывая, сдал назад. Понты они понтами, но и вылететь вмиг можно. Попал – и привет, отдуплишься и за себя, и за всех. Если раньше какое-то братство ментовское было – то сейчас сдают, не задумываясь.
– Туда встань.
Через несколько минут, что-то дожевывая, подошел офицер.
– Документы.
– Пожалуйста…
Пролистал.
– Какой канал?
– Восьмой.
– Не слышал. Пропуск…
– Пожалуйста…
– Это че?
– Наш пропуск.
Офицер покрутил в пальцах визитку, на ней было написано – «Глава администрации президента Украины».
– Я таких вагон напечатаю.
– Там телефон есть. Позвони.
Офицер мрачно посмотрел на наглого мужика, на машину.
– В багажнике че?
– Аппаратура телевизионная. Показать?
…
– Нет, не надо. Проезжайте.
И, уже солдату:
– Открой им!
Шлагбаум открылся.
Мариуполь. Город с металлургическим комбинатом на берегу моря. Город, где ломаются жизни…
Большинство жителей Украины знали только то, что Мариуполь удалось «звильнить» от боевиков ДНР и теперь там был «порядок». Они знали намного больше – какой ценой был достигнут этот порядок. О том, сколько людей пропало. О том, сколько людей еще было живо и сидело «на подвале» – санатории, превращенный в концентрационный лагерь аэропорт, точки на меткомбинате. О том, как в мариупольской женской колонии после «звильненья» города пропали все более-менее симпатичные зэчки.
Это не хотели знать. Именно – не хотели. Как не хотели знать жители Германии о том, куда делись евреи. Но правда все равно должна была выплыть рано или поздно наружу.
Они ехали городом. Машину потряхивало на неровностях.
– Холодно…
Он нажал на кнопку, окно поползло вверх.
– Да нет… не поможет.
Место, где квартирует «Азов», они хорошо знали – да его весь город знал, знали и боялись. Забор был весь расписан – лубочные картины про казаков, надпись «Азов».
Не боятся.
Как-то так получилось – что не боятся. Забыли тот благословенный страх, который помогал семьдесят лет поддерживать мир и хоть какой, хоть плохой, но порядок. Теперь они считают, что могут убивать людей, потом разрисовывать заборы, писать в Фейсбуке, фотографироваться со своими жертвами, публично выступать с угрозами, не скрывать своих лиц – и им ничего не будет. До них не доберутся мстители, им не вынесет строгий, но единственно законный приговор военный трибунал. Они даже смогут ездить на море как все нормальные люди, постить оттуда фотки из номеров отелей.
Потому что они на своей земле и в своем праве.
И более того – они даже могут шантажировать Россию, Америку, стравливать их между собой, и им за это ничего не будет.
Ан, нет, ребятки, не бывает так.
Будьте уверены, что за каждым из вас ведется счет, пополняется папочка. Факт к факту, улика к улике. И в один прекрасный день все это будет вам предъявлено. Все чохом. И платить будете – разом, и за все…
– Впереди.
Улица была перекрыта – он и сам это видел. Громадный «КрАЗ» перекрывал дорогу, около него были люди с оружием.
– Направо.
– Я помню.
Не меняя скорость, «десятка» ушла направо…
В тени деревьев они остановились. Камеру на треноге поставили направленной на дорогу – она предупредит, если появятся незваные гости.
Из багажника машины достали коптер. С виду коптер как коптер, сейчас такие у каждой второй съемочной группы есть. С виду он даже дешевый, китайский – ничего необычного, пара тысяч долларов. Но это только на вид – на деле тут больше русского, чем китайского. Его настоящий производитель – ижевская фирма «ЗАЛА», и может он многое. Например – измерять расстояния до объектов и брать координаты для наведения ракет.
– Проверка…
…
– Левая есть.
…
– Правая есть…
Коптер легко взмыл в небо.
– Картинка пошла. Принимаю…
Примерно в это же самое время водная гладь у самого берега Азовского моря бесшумно вспучилась… появилась одна черная голова. Затем другая… третья…
Работать на Азове для боевого пловца – все равно что в ванне нырять – средняя глубина тринадцать метров. И тепло – не то что в Северном Ледовитом погружаться. Проблема, только если преследовать начнут, – на глубину не уйти.
Мин нет. Заграждений, сетей – тоже. Хоть бы рыбацкую сеть бросили, крысы сухопутные.
Это, кстати, обычный прокол для обычного армейского офицера. Он ждет нападения, роет окопы, ставит секреты, дозоры, минные поля, но то, что рядом река, или речка, или целое море, – это его не волнует. Он просто не держит в голове то, что с воды тоже могут напасть. Максимум – поставить человека с биноклем наблюдать. Все.
Тем хуже для них.
Еще ближе. Еще.
Так… часовой. Стоит у самого пирса, вниз не смотрит.
Ага… закурил. Вот, придурок.
Один из пловцов приготовил оружие. Короткий, гражданский карабин «Вепрь», особая серия, переделанный на автоматический огонь. Обрез ручного пулемета, можно сказать. Их специально для боевых пловцов делали – при калибре 7,62 нет капиллярного эффекта
[79]. И в Сирии у противника скорее всего этот калибр будет, можно боезапас пополнить. И с глушителем лучше работает…
– Ты где?
– Тут я.
Шаги по песку.
– Шо звал?
– Поговорить надо. Шо с Панасом делать будем?
Оба говорили на русском, но украинском русском. Акцент был таким, что хоть ножом режь.
– А шо?
– Меня зае…о. Он, с…а, бизнес свой робыт, а нам объедки кидает, как свиньям. Помнишь, как там, на поле у фермера, с мусорами дрались?
– Так он нам по тыще гривен поверх обещанного дал.
– По тыще гривен. Сам он штук двести отримал, не меньше. И не гривен, а долларов. А нам по три штуки да тысячу сверху. Це не по-человечески.
– Ну и че ты делать предлагаешь? Возбухнем – вылетим из отряда, а то и на подвал. Тут одни харьковские, они нас и слухать не будут.
– Надо эту крысу на зону приземлить рокив на пять. Если он уйдет, старшим Коба будет, а он нормальный.
