Мою машину уже приметили, вон пацан сидит. Решившись, опускаю стекло, свистом подзываю его. Тот колеблется, но подходит.
– Как тебя зовут, парень?
– Френки. А вам-то что за дело, мистер?
– Да никакого, – я складываю пальцами одной руки в причудливую фигурку банкноту в пятьдесят долларов, – я к мистеру Рокафиоре приехал. Тут федералы, случайно, не пасутся?
Пацан настороженно смотрит на меня, решая, можно ли мне доверять. Решается.
– Да вроде не видно.
Я бросаю самолетик, и пацан ловко подхватывает его.
– А ты выясни, парень, и мне скажи. А то мне с федами точно не по пути. Выяснишь, получишь столько же.
– Заметано, мистер, – пацан подхватывает бумажку и срывается с места.
Зачем вам жить, если мы похороним вас всего за $49.50…
Это из «Однажды в Америке», Серджио Леоне. Вопрос не на сорок девять пятьдесят – на миллион долларов.
– Все чисто, мистер!
Пацан получает свои законные пятьдесят баксов и срывается с места. Выхожу и я – мне надо в Рокафиоре Сошиал Клаб. Вон там, на углу…
Я прохожу улицу и стучусь в дверь.
И увидел Господь, что велико развращение людей на земле…
Бытие 6:5
– Как ты?
– Феды на хвосте, а так все нормально.
– Феды? Что же ты натворил?
– Просто жил своей жизнью.
Это не из Серджио Леоне. Это диалог из моей жизни.
Мой тесть Нико Рокафиоре, коренастый, лысоватый, крепкий как бык итальянец лет семидесяти, держит Рокафиоре Сошиал Клаб в Маленькой Италии. Нет, он не мафиози, просто он кормит людей и импортирует кое-какие фермерские продукты из Италии. Ну, а то, что у него в заведении кормятся самые разные люди… что ж, всем надо где-то питаться, верно?
Фотография его младшей дочери Моники у него стоит на столе, Моника в белом платье, это день ее первого причастия. Ни тесть, ни я не смотрим на это фото. Точнее, стараемся не смотреть…
Знакомьтесь, Моника Рокафиоре. Неаполитанка, но американка во втором поколении, ее родители приехали в Штаты в семидесятые. Тридцать девять лет, самая привлекательная женщина в штате в своей возрастной группе. Она и десять лет назад тоже была самой привлекательной женщиной – только не в своей возрастной группе, а во всем мире. По крайней мере, для меня.
Мы познакомились с ней, когда я еще жил в Панаме, она улаживала кое-какие дела с вложениями в недвижимость для своих нью-йорских клиентов. В Панаме ведь очень дешевая по американским меркам жизнь – причем довольно качественная, все-таки многолетнее американское присутствие в зоне Канала сказывается. Мы познакомились, после чего я стал ее гражданским партнером – тут так называется гражданский брак. В этом браке родился Константин, мой сын. Точнее, теперь это ее сын. Ее и ее новой гражданской партнерши по имени Карла Ди Белла, бывшей гражданской активистки, а теперь конгрессвумен от штата Нью-Йорк. Карла, кстати, тоже ушла из нормальной, разнополой семьи, после того как почувствовала, что она «не такая, как все». Или после того, как почувствовала, что ее гражданская активность выливается во что-то большее и есть возможность сделать политическую карьеру. Но для этого надо уйти из нормальной семьи и стать лесбиянкой. Еще и публично вывалить из корзины все грязное белье, которое в ней скопилось за время ее брака с мужем-миллионером, который давал ей возможность шикарно жить и тратить время на помощь бездомным ЛГБТ – вместо того чтобы работать на двух работах и платить ипотеку за дом.
Она помогала обществу, работая волонтером, и она молодец, в то время как муж – подонок, работающий за грязные презренные деньги.
С…а как же все мерзко. Мерзко…
Она сманила Монику во все в это. У них теперь однополый брак. Моника теперь работает не в недвижимости и наследовании, а возглавляет юридическую фирму, которая занимается помощью ЛГБТ и защитой их гражданских прав. Там десять человек работают, все либо пидары, либо лесбухи. Существуют они на гранты и пожертвования, с клиентов почти не берут. Их агрессивная репутация известна уже по всей стране, они специализируются на исках к работодателям, которые взяли на работу недостаточное количество представителей сексуальных меньшинств (порой мне кажется, что это я теперь – сексуальное меньшинство) или не оборудовали третий туалет для тех, кто «не такой, как все», чем причинили представителям ЛГБТ непереносимые моральные страдания. Если надо – их крышует конгрессвумен Ди Белла.
Они же устроили так, что у меня на руках теперь restricted order
[41], запрещающий мне приближаться ближе, чем на пятьдесят футов, не только к Монике, но и к моему сыну. В решении суда написано, что я гомофоб (это психическое отклонение такое) и склонен к насилию. В суде они сказали, что я повредился умом, пока служил в легионе, повернут на оружии и, возможно, тайно проникший в страну агент Путина. Я обвинил Монику в том, что она все время наших отношений врала мне, что она straight
[42] и причинила мне страдания своей ложью, но это не помогло. Шел 2017 год от Рождества Христова, и Америка свихнулась от ненависти к Путину и страхов перед русским вторжением, а также просто свихнулась. Суд отнял ребенка у отца и отдал в семью, где две мамы и ни одного папы. Все это было встречено бурными аплодисментами в демократическом клубе Нью-Йорка имени Барака Обамы
[43].
Почему я раньше об этом не рассказывал? А как расскажешь? Ваша жена, мать вашего ребенка, вдруг «открывает себя заново», забирает ребенка и уходит в однополую семью. Твой сын вынужден расти в этом однополом дерьме, а ты не можешь приближаться, иначе получишь десять лет. Что произошло? Что было не так в наших отношениях? Я был так плох в постели или у нас было мало общения? Или ее так увлекла возможность стать главой собственной юридической фирмы, красоваться на обложках изданий для извращенцев, выступать на конференциях и по телику – что ради этого она решила жить в однополой семье и не одна, а вместе с нашим ребенком? Какого черта она решила за всех?!
Так что моя судьба в какой-то степени схожа с судьбой нью-йоркского мэра Ди Блазио. Правда, у него жена ушла из лесбиянских отношений к нему – а у меня от меня в лесбиянские отношения. Может, оттого что я не коммунист?
Я долго не мог прийти в себя. Сначала возникала мысль пристрелить их. Взять винтовку и вынести им обеим мозги. Потом возникла мысль нанять местных бандитов, чтобы все выглядело как неудачное ограбление, сделать себе алиби, потом забрать ребенка и уехать в Россию. Восстановить гражданство… из России не выдают, скандалы уже были, да и учитывая нынешние отношения между Россией и США, я героем дня там стану. Но потом я решил этого не делать. Потому что ребенку нужна мать. Хоть какая, но мать. И ему не нужен отец, который заказал убийство его матери.
