– Привет.
– Привет. Я сумку тут поставлю?
– Ага, давай.
Сумка большая, даффлбэг, но Поль не обращает внимания.
– Мне машина нужна.
– Какая?
– Большая. Тяжелая. Старая. Дешевая.
Поль ухмыляется.
– Как и всем умным людям.
– Именно.
– Давай, посмотрим…
Машины для таких клиентов, как я, стоят в самом дальнем ряду от дороги, их рекламировать не надо, кто понимает, тот сам за ними придет, а остальным и смысла объяснять нет, их больше остаточная стоимость интересует и стоимость владения. Им не понять, что машина – это и оружие, и уязвимость, и что на современных моделях, где постоянно идет обмен с автопроизводителем, и за скидки на техобслуживание, и бензин; тебя долбят рекламой по башке – даже жучок ставить не надо, чтобы за тобой следить. Мы вообще слишком легко согласились и соглашаемся с тем, что информация о нас становится доступной всем кому не попадя.
– Вот, смотри.
Черный, старый седан. Цены на стекле нет.
– «Форд Интерсептор» 2011 года – последний выпуск. Движок четыре и шесть, усиленный, усиленная подвеска, бампера таранные, хотя ни спереди, ни сзади этого незаметно. Стекла усилены пленкой, в дверях броня, в багажнике броня, плюс я лампы-вспышки назад поставил.
Поль открывает дверь.
– Смотри, в салоне никаких дыр, машина в скрытом патруле работала. Пробег девяносто тысяч, но в основном по городу, аварий не было. Обслуживалась вовремя.
Еще бы, за те деньги…
– Сколько?
– Тебе за четыре девятьсот.
– За девятилетнюю машину?
– Ты же понимаешь, что это не просто машина. Такие сейчас не найдешь, рамные, это последний выпуск. «Шевроле», что сейчас предлагают, – это не то уже. Кроме того – это старая модель, потому тут электроники минимум, никакого обмена, ничего. И это ты тоже знаешь.
Да, знаю.
– Обратно потом тебе продам?
– Да без проблем.
Еще одно преимущество этой машины – копы знают, что на таких машинах ездят их коллеги и потому не прикапываются. Хотя купить подержанную полицейскую машину, если на ней нет знаков «полиция» и мигалок, – законно.
Я начинаю считать деньги. В США на оплату наличными смотрят косо, но тут меня знают.
Из Большого Яблока я махнул в Кирьяс-Джоэль.
Кирьяс-Джоэль – это небольшой город в штате Нью-Йорк, всего в часе езды от Манхэттена. Город очень необычный: скажите мне, в каком еще городе США нет Интернета, нет сотовой связи, мужчинам и женщинам нельзя ездить в одном автобусе, а в чужака просто кинут камнем. Правильно, такое есть только здесь. Потому что это не просто город, это место жительства общины ультраортодоксальных евреев, и тут они устанавливают правила. Вы либо подчиняетесь им, либо уезжаете.
Что самое необычное – местные ортодоксы поддерживают… Палестину – вон флаг висит. По их убеждениям, до прихода Мессии еврейское государство создавать нельзя и те, кто создал Израиль, – преступники в глазах бога.
Как-то так…
А так город как город – непривычно тихий, почти без рекламы. Застройка тут типичная «субурбовская» – кондоминиумы на два-три этажа, из легких конструкций. Зимой, должно быть, у них за отопление нагорает…
Хотя, может, у них какое-то общинное отопление.
Полно автобусов. У дверей микроавтобусы и большие джипы, часто встречаются «Форд Эконолайн» и «Шевроле Субурбан»: мой джип как раз вписывается в общую картину. Восемь-десять детей здесь не редкость.
И я понимаю, почему Боб назначил встречу именно здесь – здесь почти невозможно следить, любой чужак будет мгновенно вычислен, и начнется скандал. Никому не нужны проблемы с ортодоксальными евреями, потом от грязи не отмоешься. Интернета тоже нет. Интересно, у кого он залег…
Ответ на этот вопрос я получил почти сразу: на перекрестке, как только я остановился на красный свет, на подножку прыгнул пацан лет тринадцати. Одетый как хасид – черные брюки, рубашка…
Окно не опускалось, я включил интерком.
– Гут шабес
[34]. Вы Алек?
– Допустим.
Про себя я подумал, что это не провокация. Не может быть такого.
– Вам привет.
– От кого?
– От моего отца. Он приглашает вас разделить трапезу.
– Почему твой отец решил, что я голоден?
– Потому что его друг сказал ему об этом. Друг по имени Боб.
О как. Я разблокировал дверь.
– Садись с другой стороны.
Немного попетляв по городу, мы подъехали к неприметному трехэтажному кондоминиуму, над довольно крутым обрывом холма. У кондоминиума стоял «Шевроле Субурбан» и почти новая «Хонда Аккорд». Я насторожился.
– Машины чьи?
– Моего отца, – охотно пояснил паренек, – а это моей сестры, она в городе живет. Совсем гойкой стала.
…
– Ну что же ты. Идем.
– Подожди. Сумку из багажника возьму.
Сумка – или даффлбэг – была «тревожной», такая есть у многих, кто занимается нашим ремеслом. В сумке автомат «Кольт-Коммандо» с глушителем, два «Зиг-Зауэра», сорок пятый и девятимиллиметровый, «Рюгер Амфибия-22» с глушителем, бронежилет скрытого ношения, но под третий класс, навигатор, несколько сотовых, обычных и бернеров, нож и мультитул ну и так… по мелочи. То, что я убрал, – это документы, не нужны они мне, а вот деньги оставил.
Это все для Боба.
Бросив сумку на плечо – ее можно и так носить, а еще так удобнее выхватить пистолет, – я пошел за парнишкой. Тот открыл дверь, но внутрь меня не впустили, вместо этого вышел пожилой человек, на еврея не похожий.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – на автомате ответил я, и только потом понял, что говорил на русском.
Человек рассматривал меня.
– А вы похожи.
– На кого?
– На вашего отца…
Тесен мир…
Дом был большим. Как и положено евреям-ортодоксам, у которых в семьях по несколько детей.
Три этажа, две веранды – открытая и закрытая. По открытой веранде или балкону можно легко опознать жилье для евреев – у них есть какой-то праздник, из-за которого они несколько дней в году должны жить без крыши над головой. Вот они и живут прямо на балконе.
