Книга Пётр Первый, страница 44. Автор книги Анри Труайя, Ирина Щеглова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Пётр Первый»

Cтраница 44

Наконец, приехав в Спа со свитой в сорок человек, он начал пить воду в тех же сумасшедших количествах, в которых поглощал вино. Каждое утро он отправлялся к источнику в Геронстере, в одном лье от Спа, верхом, в экипаже или в легкой повозке, которой он сам управлял на плохих каменистых дорогах с разбитой колеей. Доехав до места, для начала Петр выпивал около двадцати стаканов подряд. Затем он наполнял желудок шестью фунтами вишни и дюжиной фиг. В конце концов эта бесцветная и пресная жидкость, которая текла в его горло, стала надоедать царю. Он придавал ей вкус небольшим добавлением алкоголя. А потом любил пешком прогуляться по деревне. Чувствуя себя непринужденно в любом месте и при любых обстоятельствах, он заходил на скотные дворы, разговаривал с крестьянами, трогал их инструменты, заглядывал в их амбары и хлева. Очевидно, что эти мужики из окрестностей Спа не были крепостными. И все вместе они не выглядели такими жалкими и бедными, как русские мужики. Но, думал Петр, в России благосостояние и свобода могут лишь размягчить душу. Счастливый народ всегда сыт, и дух его мятежен. И только с нацией рабов можно делать большую политику.

Ко времени принятия пищи Его Величество возвращался в Спа. Его окружала дюжина гостей. Он председательствовал за столом в ночном колпаке. Когда в его миске недостаточно было бульона, он черпал из миски соседа. Все жестикулировали и орали одновременно напротив государя, который поглощал пищу. Свидетель этого ужасного поведения, каноник Ла Найе, так описывал это застолье: «Почти все тарелки были перевернуты на скатерть, так же как и бутылки с вином, которым не нашлось хорошей пробки. Когда последовала перемена блюд, скатерть вся была испачкана жиром и вином. Последовала вторая перемена блюд. Она состояла из одного блюда, на котором было жаркое из телятины и четыре цыпленка. Его Величество приметил самого большого цыпленка из четырех, взял его в руку, провел им под носом и сделал мне знак, что он хорош, а затем оказал мне любезность и бросил его в мою тарелку; блюдо скользило с одного конца стола на другой, не встречая на пути препятствий, потому что было единственным, а скатерть была такой грязной, что облегчала это скольжение. Затем последовал десерт. Принесли тарелку с тремя пирожными. Наконец поднялись из-за стола, и царь, приблизившись к окну, нашел пару жирных и ржавых щипцов для снятия нагара и воспользовался ими, чтобы почистить свои ногти». [67]

После месяца такого странного лечения, соединяющего минеральные воды и попойки, Петр опять вернулся в равновесие. Он организовал застолье для городских властей, распространил несколько памятных медалей и приказал своему доктору письменно засвидетельствовать, что к Его царскому Величеству вернулось здоровье благодаря целебным водам Спа. Из Амстердама он отправил в Спа специально сделанный по обету стол из черного мрамора, надпись на котором напоминала о счастливом пребывании царя на курорте.

Воссоединившись с Екатериной в Голландии, он был переполнен нежностью к ней. Она была для него самой любимой женщиной в мире. Он не хотел ее показывать в Версале, но привез в Берлин. Король Фридрих-Гийом Первый и королева Пруссии любезно встретили знаменитых путешественников и их свиту в замке Сан-Суси. К сопровождению царя добавилась и свита царицы. Народу было много, и все шумели. Любящая позлословить госпожа Байрет, сестра будущего Фридриха Второго, утверждала, что «чтобы предупредить беспорядки, которые русские господа устраивают во всех местах, где их размещают, королева Пруссии приказала вынести мебель из дома и увезти самые хрупкие вещи». Приветствуя дочь хозяина, которой в то время было восемь лет, царь схватил ее в охапку и смачно поцеловал в обе щеки. Она нашла его «очень большим и довольно статным», но «с лицом таким грубым, что становилось страшно». Что касается Екатерины, мемуаристка увидела в ней человека достаточно некрасивого, плохо одетого и плохо воспитанного. «Царица, – писала она, – была маленькой и коренастой, очень загорелой и не имела ни внешности, ни грации. Было достаточно одного взгляда на нее, чтобы догадаться о ее низком происхождении. В своем смешном наряде она вполне подошла бы для игры в немецких комедиях. Ее наряды были куплены на толкучке; они были старомодны, грязны и украшены слишком большим количеством серебра. С дюжину орденов и столько же портретов святых и разного рода реликвий было нашито на ее одежду, так что, когда она шла, можно было подумать, что ведут мула». Барон де Пёльниц вспоминал, что в Екатерине, с лицом, намазанным белилами и румянами, и коренастой фигурой, на которой топорщилось безвкусное платье, не было ничего соблазнительного. Между тем, писал он, «в ее манерах не было ничего неприятного, и можно было с натяжкой назвать их хорошими, если вспомнить о происхождении этой принцессы. Конечно, если бы рядом с ней был знающий человек, она бы сформировалась, имея большое желание соответствовать; но рядом с ней не было никого, кроме подобных ей дам. Ходили слухи, что царь, человек необычный во всем, находил удовольствие, выбрав таких, чтобы уязвить остальных, более благородных дам своего двора». И де Байрет язвительно замечает: «Она (Екатерина) прибыла с четырьмястами так называемыми дамами своей свиты. Среди них были в основном немецкие служанки, которые выполняли роль дам, горничных, кухарок и прачек. Почти каждое из этих созданий имело на руках богато одетого ребенка, и, когда женщин спрашивали, их ли это дети, они отвечали, отвешивая низкие поклоны по-русски: „Царь оказал честь, сделав мне этого ребенка“».

Царь вместе со своим сопровождением посетил Кабинет медалей и античных скульптур в Берлине, которым очень гордился король. Петр восторгался скульптурой, представляющей «языческое божество в очень неприличной позе». Полушутя, он потребовал, чтобы Екатерина при всех обняла непристойную статую. Она хотела отказаться от этого, но он рассердился и коротко отрезал по-немецки: «Kopf ab», что в переводе означало: «Я прикажу отрубить вам голову, если вы ослушаетесь меня». Царица так испугалась, что сделала все, как ей велели. Затем с обычной бесцеремонностью Петр попросил подарить ему этот редчайший экспонат. Без охоты Фридрих-Гийом удовлетворил желание своего гостя. Ободренный Петр попросил, чтобы ему разрешили увезти «кабинет, в котором вся отделка была из янтаря». И его тоже король подарил Петру, хотя эта меблировка стоила очень дорого.

Во время своего краткого пребывания в Берлине Петр и его компаньоны проявляли полное презрение к обычаям хозяев, афишировали несдержанность и устраивали полный беспорядок там, где проживали. «Этот варварский двор наконец через два дня уехал, – писала госпожа де Байрет в своих „Мемуарах“. – Королева вернулась в „Мои Бижу“. Там царило иерусалимское опустошение; я никогда ничего подобного не видела; все было практически порушено, так что королеве пришлось почти заново отстраивать весь дом».

9 октября 1717 года Петр снова вернулся в Санкт-Петербург, в свой дорогой «парадиз». Он не сожалел о своем долгом отсутствии. В свете того, что увидел у других, он еще лучше понял, что ему осталось доделать, чтобы превратить свою столицу в настоящий европейский город. В его мечтах было объединить в союз западные знания и русскую душу. Наступит наконец тот день, когда Россия, сохраняя свою самобытность, достигнет технических возможностей своих соседей. И пусть необходимо будет преодолеть препятствия, прежде чем она превратится в славянского гегемона всего мира! Ретроградный дух отравлял нацию. Петр должен был его побороть, начав со своей собственной семьи. И приступил к этому со следующего дня после своего возвращения из путешествия. Вместо того чтобы помогать царю в этом, его сын Алексей стал из-за своего безрассудного поведения одной из главных причин его возвращения.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация