Однажды вечером, выйдя из палатки царицы, Иосиф II взял под руку Сегюра и повел его в степь. Звездная ночь неземной чистоты раскинулась над безграничным, переливающимся серебряными блестками темным пространством земли. Караван верблюдов проходит по гребню горизонта, как картина из китайского театра теней. Крики погонщиков доносятся откуда-то издалека, словно из пространства, отделяющего землю от других планет.
– Какое странное путешествие! – вздыхает император. – И кто бы мог подумать, что я когда-нибудь окажусь вместе с Екатериной II и посланниками Франции и Англии в этой дикой пустыне? Какая-то новая страница в истории!
– Мне это больше напоминает страницу из «Тысячи и одной ночи», – отвечает Сегюр, – зовут меня Джафар и прогуливаюсь я с переодетым, по своему обыкновению, халифом Гарун аль-Рашидом!
Пройдя еще немного, император и посол натыкаются на стоянку кочевников. «Даже не знаю, снится ли это мне, или ваши слова про „Тысячу и одну ночь“ вызвали этот мираж? – восклицает Иосиф II. – Посмотрите вон туда!» К их огромному удивлению, одна из палаток, крытых верблюжьим войлоком, двинулась им навстречу. Таким образом находившиеся внутри калмыки передвигали свое жилище, не выходя из него. Сегюр и Иосиф II вошли внутрь переносного дома, после чего, переполненные удивительными впечатлениями, вернулись на свою стоянку.
Палатки знатных гостей обшиты серебряной тесьмой, а те, в которых помещались императрица, император, Потемкин и послы, украшены, кроме того, поблескивавшими драгоценными камнями. Над самым большим из полотняных сооружений возвышается изображение короны и двуглавого орла.
[141] Под этими гордыми символами сейчас отдыхает пухленькая женщина с железным здоровьем и живым умом, до позднего вечера работающая с министрами. Она считает своим долгом даже из этого затерянного в степях уголка править империей с такой же решительностью, как и из петербургского дворца. Столица России там, где находится царица. На каждой остановке к ней со всех сторон прибывают гонцы. С особым вниманием следит она за размолвкой между Англией и Францией из-за назревающего русско-турецкого конфликта. Однажды, придя в раздражение от известий, поступивших от дворов Сент-Джеймса и Версаля, она определила Сегюру и Фитц-Герберту одну палатку на двоих, с одним маленьким столиком. Послы вынуждены, сидя друг против друга, составлять сверхсекретные и наверняка противоречившие одно другому донесения, время от времени обмениваясь недоверчивыми взглядами. Вечером, во время ужина, все смеются над шуткой императрицы.
Когда караван входит в Крым, веселое настроение путешественников сменяется тревогой. Дело в том, что, желая показать свое расположение к народу этих недавно присоединенных областей, Екатерина решила отказаться от охраны из русских солдат. А ведь не прошло и четырех лет с тех пор, как крымский хан уступил свое место назначенному ею губернатору. В этой мусульманской стране чиновники-христиане сменили чиновников-мусульман, церкви с золочеными куполами выросли среди минаретов, женщины без покрывала ходят по улицам, вызывая ярость у приверженцев старых порядков. Несмотря на опасность, царица верит в благонадежность народов, «добровольно» вставших под ее покровительство. Зная, что люди Востока держат данное ими слово, она требует, чтобы при въезде в Бахчисарай ее окружала охрана из местных воинов. Перепуганные послы вдруг видят, как их окружают сотни великолепно одетых и вооруженных до зубов татарских всадников. Как могут эти мужчины, так презирающие женщин, так враждебно относящиеся к христианам, соглашаться на то, чтобы ими командовала женщина-христианка? Проезжая по улице в одной карете с графом Сегюром, принц де Линь с любопытством поглядывает на скачущих рядом свирепых скуластых воинов со смуглым цветом лица. «Согласитесь, мой дорогой Сегюр, – говорит он смеясь, – вот будет удивительное происшествие, и сколько шуму оно наделает в Европе, если эти двенадцать сотен окруживших нас татар надумают вдруг умчать нас в маленький соседний порт, погрузить на корабль божественную Екатерину, а с ней и могущественного повелителя Священной Римской империи Иосифа II, и отвезти их в Константинополь, на потеху и удовольствие его высочества Абдул-Хамида, верховного правителя правоверных мусульман; и ведь в этой ловкой операции не будет ничего аморального, ведь они выкрадут двух прибывших к ним государей, которые в свое время нарушили права человека и все договоры, захватили их территорию, свергли правителя и лишили их жителей независимости».
Однако новые подданные Екатерины, как она и думала, выказывают ей безграничную верность. Они даже спасают жизнь императрицы, когда лошади вдруг понесли на крутом спуске по дороге к Бахчисараю. Набирая ход, ее карета понеслась вниз, подпрыгивая на камнях и переваливаясь с боку на бок. Остановить ее невозможно. Еще секунда – и она разобьется о скалу. И вот, уже у самого въезда в город, лошади взвились на дыбы, а затем повалились на землю, наехавшая на них карета чуть не опрокинулась от удара, однако бросившиеся к ней татарские всадники удержали ее. Пассажиры экипажа ничуть не пострадали. Находившийся внутри Иосиф II признался, что он очень испугался. Однако на лице Екатерины, добавляет он, «я не увидел ни малейших признаков испуга».
По прибытии в Бахчисарай императрица останавливается в бывшем ханском дворце. Как пишет Сегюр, «Екатерина гордилась и даже наслаждалась тем, что она, женщина и христианка, царица, восседает на троне повелителя татар, которые когда-то поработили Россию и всего лишь за несколько лет до их поражения еще грабили и опустошали ее земли». Она охотно сообщает заграничным гостям, что более десяти веков подряд жители этого края совершали жестокие набеги на окрестные земли и каждый год отправляли тысячи пленников в рабство в Малую Азию. Она могла бы обрушить свой гнев на гордых обитателей этой страны, по-прежнему называющих русских «неверными собаками», однако поступила иначе: стала оказывать покровительство религии, обычаям и языку татар. Такая терпимость приносит свои плоды. В Крыму нет никаких народных возмущений, на улицах царит показное спокойствие и равнодушное безразличие ко всему. Прохожие, торговцы и ремесленники, кажется, и не замечают всей роскоши императорского кортежа. Они или смотрят в сторону, или поворачиваются к нему спиной. «Они, по-видимому, не чувствуют себя униженными, – пишет Сегюр, – ибо не считают, что позор поражения связан с их ущербностью; во всем они винят злой рок».
Пьянящее чувство блаженства охватывает путешественников, открывающих прелести Крыма. Они с восхищением любуются приземистыми белыми домиками под теплым южным солнцем, нежной серебристой листвой оливковых деревьев, лаковым блеском резных листьев пальм, садами, где буйно растут розы, жасмин и лавр, наслаждаются видом гор в фиолетовой дымке и изумрудным, тяжело-матовым морем внизу. И как это возможно, чтобы такой райский уголок принадлежал к той же империи, что и снежные равнины севера? Воистину, у Екатерины можно найти все плоды земные!
Из Бахчисарая вся компания едет во вновь построенный порт Севастополь. Там все гости собираются в зале дворца на устроенный с музыкой обед. Вдруг выходящие на широкий балкон окна распахиваются настежь, и изумленным взорам предстает стоящий на рейде великолепный флот, выстроенные в боевой порядок корабли салютуют императрице пушечными залпами. Грохот артиллерии должен был, казалось, не только приветствовать государыню, но и привести в замешательство Константинополь. Русские министры полны боевого задора. Потемкину потребовалось всего лишь два года, чтобы построить и оснастить великую южную армаду. Стоит Ее величеству сказать одно только слово – и вся эта огневая мощь обрушится на турок. Однако Екатерина сохраняет хладнокровие. Время для этого еще не настало. Она принимает морской парад, присутствует при спуске на воду трех военных кораблей и поручает Булгакову, послу России в Порте, направить султану выдержанную в мирных тонах ноту. После объезда Севастополя, где на стройках трудится масса рабочих, она спрашивает у Сегюра, что он думает об этом новом городе и о флоте. «Мадам, – отвечает тот, – созданием Севастополя вы завершили на юге дело, которое Петр Великий начал на севере».
