Единственное лекарство от натиска печалей, забот, горестных воспоминаний – работа. Он на восемь часов погружается в греческий, латынь, историю: «Понемногу пропитываюсь духом этих отважных древних, которые стали для меня в конце концов художественным культом. Пытаюсь жить в античном мире. С божьей помощью это мне удастся».
[100]
Госпожа Флобер со служанкой Жюли занимается домом, малышка плачет, описав пеленки, а Гюстав, склонившись над книгами, путешествует в другом веке и боится того мгновения, когда нужно будет оторваться от него, чтобы оказаться лицом к лицу с реальной жизнью.
Глава VIII
Луиза Коле
В конце июля 1846 года Флобер едет в Париж, чтобы заказать Прадье бюст Каролины.
[101] В мастерской скульптора обычная вечеринка. Молодые люди и их подружки курят, пьют, играют в домино и разговаривают. Взгляд едва вошедшего Флобера останавливается на полной красивой женщине. Он, отдававший до сих пор предпочтение брюнеткам, покорен этой пепельной блондинкой, ее прямым взглядом и пышной грудью рожавшей женщины. Угадав его замешательство, Прадье представляет его незнакомке: «Вот молодой человек, которому вы могли бы давать литературные советы».
Ей тридцать шесть, ему – двадцать пять лет. Ее зовут Луиза Коле. Она гордится тем, что является известной поэтессой, талант которой признан, ведет свободный образ жизни и имеет множество любовных связей. Луиза Ревуаль, родившаяся 15 сентября 1810 года в Экс-ан-Провансе, где ее отец был директором почт, в юном возрасте проявила блестящие поэтические способности, и вскоре ее стали чествовать в провинциальных салонах как «музу департамента». В 1836 году она выходит замуж за флейтиста Ипполита Коле, и чета обосновывается в Париже, где музыкант получает звание профессора консерватории. Там она без стеснения обхаживает известных писателей – Шатобриана, Сент-Бева, Беранже, – с тем чтобы получить предисловия к сборникам своих стихотворений, поддержку издателей, субсидии, покровительство в литературных премиях. В 1838 году она знакомится с Виктором Кузеном, философом, и становится его любовницей. Будучи министром народного образования, он станет содействовать присуждению ей правительственных пособий. Она родит от него дочь. 30 мая 1839 года Французская академия присуждает очаровательной интриганке премию за поэму «Версальский музей». Альфонс Карр тотчас нападает на нее в своем сатирическом журнале «Ле Геп», насмехаясь над ее полнотой, происхождение которой он приписывает «уколу кузена».
[102] Задыхаясь от злобы, она бежит к нему, чтобы заколоть специально купленным ножом. Он обезоруживает ее и, выставив за дверь, втыкает нож в стену своего рабочего кабинета, сопроводив запиской следующего содержания: «Ударила в спину мадам Коле, урожденная Ревуаль». В светских салонах одни насмехаются над ней, другие сравнивают с Шарлоттой Кордей. В 1842 году Виктор Кузен представляет ее мадам Дюпен, которая вводит ее к мадам Рекамье. В следующем году она получает из рук короля золотую медаль – «награду и поощрение». Для Прадье, которого Луиза часто посещает, она – «Сафо». Он лепит с нее скульптуру – дань признания ее прелестей. Она знает, что прекрасна, неотразима, и с гордостью объявляет в кругу друзей: «Вы знаете, что нашли руку Венеры Милосской?» – «Где же?» – спрашивает один из гостей. «В моем платье».
Когда Флобер знакомится с ней, она еще замужем за Ипполитом Коле и находится на содержании Виктора Кузена, дочь которого воспитывает. О ее беспорядочной жизни знают все. Однако она пренебрегает общественным мнением. Ее женская смелость покоряет нелюдима из Круассе. Выбравшись из своей провинциальной дыры, он смотрит с волнением неофита на это совершенное создание, которое на одном дыхании пишет стихи и очень выгодно использует свое тело. На следующий после их первой встречи день, которая состоялась в мастерской скульптора 29 июля 1846 года, он посещает Луизу Коле у нее дома и в экипаже везет в Булонский лес. Через два дня после второй прогулки она соглашается поехать с ним в его гостиницу, где безумствует в любовных играх. Он потрясен до мозга костей. Не внушает ли ему ее распущенность страх? Как бы там ни было, он не может позволить себе остаться долее рядом с ней. Он должен думать о матери, которую оставил в Круассе одну с маленькой Каролиной. Сыновний долг служит предлогом для того, чтобы обратиться в бегство. Луиза плачет, видя, как он уезжает. Он клянется вскоре вернуться.
Как он и предполагал, заплаканная мать ждет его на вокзале. Она так переживала в его отсутствие! Он утешает ее и тотчас мысленно возвращается к Луизе. «Двенадцать часов назад мы были рядом, – пишет он ей. – Вчера в тот же самый час я держал тебя в своих объятиях… ты помнишь? Как это было давно! Ночь сейчас жаркая и томная; я слышу, как под моим окном на ветру шумит большое тюльпанное дерево, а когда поднимаю голову, вижу луну, отражающуюся в реке. Твои туфельки стоят передо мной, я пишу и смотрю на них. Один, закрывшись, я еще раз рассмотрел все, что ты мне подарила… Мне не хочется писать тебе на моей почтовой бумаге – она обрамлена черной полосой, – чтобы ничто печальное не переходило от меня к тебе! Я хочу доставлять тебе только радость и подарить безмятежное счастье, чтобы отплатить хоть немного за ту любовь, которую ты так щедро дарила мне… Ах! А две наши чудесные прогулки в экипаже, они были так прекрасны! Вторая особенно при свете молний! Я вспоминаю цвет деревьев, освещенных фонарями, и покачивание рессор; мы были одни, счастливы, я рассматривал твое лицо в ночи, я видел его, несмотря на темноту, – тебя всю озаряли глаза».
[103]
Несмотря на охватившее его сентиментальное вдохновение, он не собирался тотчас вернуться в Париж: он не может решиться вызвать еще раз неудовольствие матери, которая так нуждается в нем. Она ревностно держит его под своим башмаком. Рядом с ней он погружается в тепло домашнего очага, в котором вырос, в котором работает. Луизе не следует вторгаться на эту территорию. Тем не менее он не перестает думать о ней с желанием, с сожалением. «Я вижу тебя лежащей на моей постели, волосы твои рассыпались по подушке, глаза затуманены страстью, ты бледна и, сложив руки, шепчешь мне безумные слова». К состоянию чрезвычайного возбуждения примешивается беспокойство. Что, если она неверно поняла причины его последней физической слабости рядом с ней? «Я, наверное, жалкий любовник, а! Знаешь, то, что произошло с тобой, не случалось со мной никогда! (последние три дня я был разбит и натянут, как скрипичная струна). Если бы я был самолюбивым человеком – а я старался им быть рядом с тобой, – я был бы жестоко задет. Я боялся, что ты станешь делать нелепые предположения. Другая на месте тебя решила бы, что я ее оскорбил, посчитала бы, что я холоден, разочарован, изношен. Я признателен тебе за неожиданное понимание, ведь для меня самого это было неожиданной неудачей».
[104] Однако она требует, чтобы он немедленно приехал в Париж, он увиливает: «Я разбит, опустошен, как после продолжительной оргии, мне так скучно, я так одинок… Не могу ни читать, ни думать, ни писать. Из-за твоей любви я стал печальным. Думаю, что и ты страдаешь и, наверное, еще будешь страдать из-за меня. Лучше было бы для нас обоих никогда не знать друг друга. Однако твоя мысль держит меня, не позволяя забыть тебя ни на минуту».
[105] Она не понимает его сомнений и оскорблена холодностью своего любовника, в то время как сама сгорает от любви. Чтобы доказать значительность жертвы, на которую пошла, отдавшись ему, она отсылает ему письма своего признанного покровителя Виктора Кузена. Его это не шокирует. «С тех пор, как мы признались, что любим друг друга, ты спрашиваешь, почему я не говорю: „навсегда“, – пишет он. – Потому, что предвижу будущее. Мне кажется, что тебя ждет несчастье…
