В девять утра вся компания, с двумя оркестрами во главе, выплеснулась на улицы и бешеным галопом пронеслась по Парижу. Голова этой пляшущей змеи уже достигла бульвара, в то время как хвост все еще извивался перед домом. Соседи, заслышав звуки скрипок, топот множества ног и женский смех, высовывались из окон, не понимая, что происходит. Когда последние гости наконец растворились в холодном утреннем свете, Александр и Белль поднялись к себе, в разоренную квартиру, где над столами все еще витали ароматы вчерашнего пиршества, а пол был усыпан обрывками серпантина, и погрузились в безмолвное одиночество любовников, которые уже не могут поговорить друг с другом по душам.
Царствование Белль закончилось, началось царствование Иды. По случаю ее радостного восшествия на престол Александр сделал ей подарок – преподнес новой избраннице драму «Анжела», сюжет которой показался ему самому и необычным, и смелым: бессовестный карьерист Альвимар решил добиться почестей с помощью женщин. Разве существует более приятная ступенька, позволяющая подняться по социальной лестнице, чем наступить на тело любовницы? Однако, соблазнив Анжелу, богатую наследницу, Альвимар внезапно замечает, что ее мать не менее привлекательна и куда скорее, чем дочь, поможет ему пробиться наверх. Правда, Анжеле он тем временем успел сделать ребенка, но какое это имеет значение! Даже и не думая признавать свое отцовство, он намеревается жениться на матери несчастной девушки. Знатный и благородный человек, доктор Мюллер, до беспамятства влюбленный в Анжелу, появляется как раз вовремя, чтобы спасти положение. Мюллер, несмотря на то что болен чахоткой в последней стадии, вызывает Альвимара на дуэль, убивает его и женится на Анжеле, перед тем приняв ее ребенка. Великолепная роль для Иды, лучше не придумаешь! С ее довольно-таки плотным телосложением она превосходно сыграет прелестную Анжелу, отяжелевшую из-за беременности на большом сроке. Стало быть, все складывалось как нельзя лучше. Оставалось лишь найти театрального директора, у которого хватило бы смелости допустить на свою сцену эту реалистическую пьесу. По обыкновению своему, как нельзя более кстати появился Арель с интересным предложением. Он сказал, что готов поставить «Анжелу» в театре «Порт-Сен-Мартен», даже и с такой малоизвестной актрисой, как Ида Ферье, в главной роли. Кроме того, он пообещал возобновить «Терезу» на обычных условиях. Александр согласился, взяв с него обещание, что «Анжелу» выпустят следом за «Марией Тюдор» Виктора Гюго, драмой, премьера которой была назначена на осень. Собственно говоря, эту «Анжелу», с помощью которой он намеревался отвоевать место первого драматурга и одновременно помочь Иде сделать карьеру, Дюма написал в соавторстве с Анисе Буржуа, но хотел подписать ее один, против чего Анисе совершенно не возражал. В совместной работе авторское тщеславие чаще всего отступает перед материальной выгодой. Ида, радуясь своей удаче, уже воображала себя на вершине славы и в нетерпении считала дни, оставшиеся до начала репетиций.
Что касается Александра, то он, в ожидании нового свидания со зрителями, развлечения ради слегка увивался за пылкой Жорж Санд. Несмотря на то что писательница была не на шутку влюблена в Мари Дорваль, она только что порвала с Жюлем Сандо, в свободное время развлекалась с критиком Гюставом Планшем и говорила, будто очень не прочь «попробовать» Дюма. Однако Александр был осторожен. Сент-Бев подстроил любовную западню, предназначенную для того, чтобы его подстегнуть, но он боялся оступиться, сбиться с пути, подойдя слишком близко к этой неутомимой обольстительнице. Он присматривался к ней, угождал ей, поддразнивал ее и опасался. 19 июня, во время обеда, устроенного в честь сотрудников «Revue des Deux Mondes», он оказался за столом вместе с ней, Гюставом Планшем и Бюлозом. В разговоре кто-то упомянул имя Мари Дорваль. Александр позволил себе неудачную, хотя и вполне невинную шутку по адресу этой прелестной актрисы, любимой одновременно и автором «Стелло», и автором «Индианы». Жорж Санд мгновенно вспылила. Этот намек на ее отношения с Мари Дорваль, заявила она, оскорбителен и унижает ее достоинство. Назавтра, повинуясь чисто мужскому рефлексу, она вызвала Александра на дуэль, но тот только посмеялся над этим нелепым вызовом: кто же дерется на дуэли с представительницами прекрасного пола! Взамен он предложил выйти на поединок с тем, кто считался ее верным рыцарем: Гюставом Планшем. Последний принял вызов, но, поскольку страдал в это время воспалением глаз, попросил дать ему небольшую отсрочку. Александр любезно ему ответил: «Как вы и просили, я к вашим услугам в любой день и час и в любом месте, какие вы назначите; что касается выбора оружия, этим займутся наши секунданты». Сам он секундантов уже нашел. Тем не менее, продолжал Александр, он готов взять свой вызов назад при одном условии: если Планш напишет ему, что не является любовником Жорж Санд и, следовательно, не должен отвечать «ни за ее прежние высказывания, ни за то, что она скажет впредь». Поняв, что в своем заступничестве зашел слишком далеко, Гюстав Планш согласился черным по белому подтвердить, что между ним и писательницей нет ничего, кроме большой дружбы, и что он нисколько не в ответе за те слова, какие она произносит прилюдно. Дело, таким образом, было улажено полюбовно, Жорж Санд полностью переметнулась к Мюссе, которого выбрала следующей своей жертвой, а Александр отправился отдохнуть у друзей в Визиле, в департаменте Изер.
Там он продолжал работать над «Путевыми впечатлениями» и закончил править рукопись «Анжелы». Только что вышедший из печати труд «Галлия и Франция» в «La Revue de Paris» превознесли до небес, а Гранье де Кассаньяк в «L’Europe littéraire» свирепо обругал, что называется, камня на камне не оставив. Мало того – разделавшись таким образом с Дюма, Гранье де Кассаньяк на этом не успокоился. Гюго пристроил его в «Journal des Débats», и он в благодарность принес своему покровителю еще одну статью, еще более оскорбительную для Дюма. На все лады расхваливая Гюго, «величайшего французского поэта», автор повторял, еще усиливая их, самые грубые обвинения по адресу его конкурента. По мнению Гранье де Кассаньяка, Дюма был низким плагиатором, кормившимся талантами Вальтера Скотта, Шиллера, Лопе де Вега и еще двух десятков писателей. Все, что он мог предложить публике, было краденым, поддельным, надувательским. Настоящий литературный пират, разбойник, грабитель. Читая этот памфлет, Гюго втихомолку радовался тому, как прилюдно высекли писателя, который был его соперником. Тем не менее он отсоветовал печатать эти грозные строки. На взгляд Гюго, неуместно было злить Дюма и его многочисленных друзей в то самое время, когда в «Порт-Сен-Мартен» вот-вот должна была состояться премьера его собственной пьесы «Мария Тюдор» и в вечер премьеры им понадобится как можно больше верных друзей, как можно больше восторженных голосов, как можно больше аплодирующих рук. Стало быть, терпение и еще раз терпение! Статья Гранье де Кассаньяка может подождать. Франсуа Бертен, хозяин «Journal des Débats», сам решит, надо ли ее печатать и если да, то в какой номер поставить.
В начале октября Александр вернулся в Париж и прежде всего занялся улаживанием материальных проблем. Он без шума разошелся с Белль, оставив за ней квартиру на улице Сен-Лазар до тех пор, пока актриса не уедет на гастроли, сам же, возвратившись к прежним холостяцким привычкам, временно поселился в меблированных комнатах. Ида жила на улице Ланкри, неподалеку от бульвара Сен-Мартен, и принимала у себя странных посетителей. Александр знал, что на ее верность рассчитывать нельзя, но иногда, забывая о собственных шалостях, все же взрывался. Узнав о том, что некая сводня высокого полета, мадам Арну, рекомендует Иду своим клиентам, способным по достоинству оценить пышные формы молодой женщины, он написал виновнице своего «позора»: «В первый же раз, как госпожа Арну направит новые предложения на улицу Ланкри, дом 12, кое-кто возьмет на себя труд отблагодарить ее ударами хлыста». Сводня в долгу не осталась: «Вам известно, что в мои полномочия входит предлагать свои услуги красивым дамам, точно так же как в ваши – предлагать свои произведения читателям. Дама с улицы Ланкри, 12 не так давно сделалась добродетельной, чтобы не вспоминать ее прошлого; те, кто бывает в театрах Монпарнаса и Бельвиля, знают, как она ведет себя в частной жизни: она не спрашивает у вас разрешения наставить вам рога, когда ей того захочется; впрочем, не мешало бы ей делать это почаще, чтобы иметь возможность расплатиться с долгами, которых у нее набралось на тридцать тысяч франков. Ревнивец глуп, рогоносец умен, если умеет промолчать».
[58]
