Названные поднялись. Я знал их всех. Видел в бою. Хорошие парни. Не скажу, что лучшие из Труворовых отроков, но уж точно не худшие. И очень перспективные. Настоящие варяжата.
– Теперь вы – дренги Ульфа-ярла! – провозгласил Трувор.
Четверка поднялась и переместилась на мою сторону стола (им уступили место), не забыв по пути мне поклониться.
Я был удивлен. Мягко говоря. Не тем, что Трувор вот так запросто подарил мне четверых свободных. Наверняка каждый из них дал свое добро на такой «перевод». Однако отдать своих воинов, главное сокровище каждого вождя, другому… Это как сыновей в другую семью передать.
И тут же – следующий сюрприз! Как будто изборский князь мысли мои прочитал. Причем заранее.
– И еще, – продолжил он торжественно, – я отдаю под твое знамено своего сына Вильда!
Охренеть.
Я поглядел на Ольбарда Синеуса, чьим отроком до сегодняшнего дня считался Труворыч. Тот кивнул: согласовано.
Довольный Вильд тут же перебрался ко мне поближе, пристроившись справа, сразу за Вихорьком.
Да. Выкрутился Трувор Жнец. Одарил по чести.
Чем только теперь отдариваться?
Но об этом можно подумать завтра. Сегодня – гуляем!
И всё бы хорошо, но в голове занозой сидела тревожная мысль. Имя ей было – Перун.
Глава 35
Перун!
Как только стемнело, вся толпа дружно покинула пиршественные столы и двинулась на Перуново капище.
Капище было новенькое, что называется, с иголочки. Раньше я здесь не бывал, лишь наблюдал издали мощную фигуру варяжского бога. Такое трудно не заметить.
Обустраивал ритуальное место еще Ольбард. До того, как передал Изборец Трувору. И от Сварогова капища место сие отличалось кардинально.
Никакой ограды. Это ж Перун. Бог воинов. Это не он боится, это его боятся.
Никаких освобожденных должностей жрецов. Главный жрец – главный воинский вождь. В данном случае сам Трувор. Служители – все варяги. Воины-варяги. Каждый из них точно знал всю обрядовую часть. И сами обряды тоже творили воины. Без штатских.
И сейчас на холме, на просторной площадке, открытой с трех сторон, а с четвертой примыкавшей к дубовой роще, были только воины.
Здесь отправляли в Ирий героев.
Здесь приносили клятвы и жертвы. Человеческие, к сожалению. Время такое.
Здесь отмечали всякие значимые события, вроде свадьбы княжьей дочери.
Прочая публика тоже могла наблюдать за праздником, не возбранялось, но – издали. Снизу. Сейчас эти наблюдатели запрудили подножие холма и озерный лед перед ним. Хорошо, что мороз, а то такую толпу лед мог бы и не выдержать.
Простой народ радовался княжьему бракосочетанию шумно и искренне. В городе для простолюдинов накрыли столы и выставили вдоволь бесплатной выпивки. Для местных и для тех, кто прибыл с гостями. За порядком следили отроки Трувора, которые ухитрились проштрафиться. Сердитые и суровые. Так что порядок наличествовал.
Антураж на холме был что надо. Костры в два человеческих роста, четырехметровый идол Перуна из свежего, еще не потемневшего дерева, истукан с золочеными усами по пояс и настоящими двухметровыми мечами, вложенными ему в условные руки.
А рядом с идолом – Труворовы отроки, обнаженные по пояс, каждый с парой мечей в руках, выстроившиеся двумя шеренгами друг напротив друга.
Начали!
Всё ускоряющийся грохот бьющих в щиты ладоней накрыл низкий утробный рев рога, и зазвенела сталь.
Сначала мне показалось: все очень круто. Отблеск пламени на клинках и обнаженных, смазанных маслом (от холода, надо полагать) телах, искры вьющихся снежинок.
Но потом…
Потом я почувствовал: что-то не так.
Я не понимал, что именно, потому что не знал, как должно быть, в чем смысл обряда, но чуйка говорила: не то!
Я оглянулся на Зарю. Та была в восторге. Глаза ее сияли, губы дрожали, руки в белых меховых варежках хлопали друг о друга, отбивая общий ритм. Как и руки многих других.
А вот Рюрик, стоявший слева от нее, был к пляске равнодушен. Вернее, безразличен.
Я посмотрел налево, на Трувора. Ага. Челюсти сжаты, брови сошлись к переносице. Я прав. Что-то не так.
Разбившиеся на пары варяги кружились у подножия идола. Кое-где на белых телах появились кровавые полосы, в свете костров казавшиеся черными…
Блин! Я понял, что не так. Плохой танец! Не настоящий. Постановка. Парни не отдаются движению. Они играют в него. Причем очень осторожно, больше всего заботясь о том, чтобы не задеть друг друга, хотя всё равно задевают время от времени. Потому что они не верят, что Перун ведет их!
Руки Трувора теребили пряжку пояса. Широкую, золотую, с искусной чеканкой, которая изображала некую битву, осененную Святым Духом. Наверняка предмет из французской «коллекции», взятой во время похода с Рагнаром.
А остальные зрители… Мои стояли отдельной кучкой. Братья Крумисоны переговаривались, Оспак и Стюрмир выпивали и закусывали от общей бараньей ноги, которую передавали друг другу…
Хускарлы не впечатлились. Смердов и женщин игра огня и смертоносной стали завораживает сама по себе. Воины на фальшивку не купятся.
Во мне вскипела волна возмущения. Пусть Перун и не мой бог, но это же моя свадьба. Это же нас с Зарёй вроде как благословлять должны на совместную счастливую жизнь. И на радость битв в том числе. Что за профанация, мать их всех обратно в бездонную мертвую бабушку!
Колорит – великолепный. Вихрь мелких снежинок в красном пламени завораживает. Но самое-то главное фальшь!
Да ну их всех! Не могу я это терпеть! Я скинул с плеч дареный полоцким княжичем плащ, потянул через голову кольчугу…
А мой Волк уже вертелся у ног, поскуливал и рвался туда, к кострам.
Нательная рубаха полетела в общую кучу. Заря обернулась, приоткрыла удивленно рот.
Но я уже сорвался с места. Оба меча, Вдоводел и подаренная Рюриком Последняя Слеза, пели на бегу, рассекая воздух. Рядом мчался Волк, взвизгивая от нетерпения.
Мы ворвались в круг, будто тут было пусто. Мои мечи отбросили лишнее бестолковое железо, и внутри сразу стало свободно. Клинки запели, сплетаясь и расходясь. Догоняя друг друга, но не соприкасаясь. Снежинки завивались вокруг меня маленькими вихрями, громада Перуна отодвинулась в сторону, зато звезды повисли над самой головой. Я мог бы достать их мечами, если бы захотел…
Еще пара клинков вплелась в мою вязь. О! Эта сталь знала, что такое Танец, и я завопил от радости и восторга.
Мы кружились, не касаясь друг друга, то отталкиваясь, то сближаясь, а наши мечи пели и пели. Как в великую ночь Творения. Как в последний раз…
