– Давай, – разрешил я. Вдруг что интересное расскажет. Как-то мне не кажется, что он пришел на пир звать. Какие сейчас пиры…
– Ярл!
– Мелькольв.
– Сочувствую твоей утрате.
– Ты знаешь?
– Все в городе знают. Мне Дедята рассказал. Возможно, у меня есть новость, которая тебя порадует…
Я ошибся, когда думал, что нападавшие забрали всех своих. Не всех.
Глава 25,
в которой Ульф в который уже раз жалеет о своем неуместном человеколюбии
Норегов тоже застали врасплох. Те только и успели, что похватать оружие.
Однако ж они были не мирными ладожскими обывателями, а настоящими северянами, вестфолдингами. Другие по морю не ходят. И для них «врасплох» означало, что не все успели надеть брони, а только половина. Зато вооружиться успели все. И вломившаяся к ним во двор банда наткнулась не на перепуганных гражданских, а на сплоченный хирд, пусть и совсем маленький. Всего из двенадцати бойцов. Однако нападавших было еще меньше. Они проводили зачистку и врывались во дворы сравнительно небольшими группами. И вот такая группа натыкается на ощетинившийся копьями хирд. Нореги вломили нападавшим по полной программе. Восьмерых положили насмерть.
А одного – не насмерть.
Причем специально.
Сами нореги в стычке не потеряли ни одного человека. Даже серьезно раненных не было. Но вмешиваться в общую драку они тем не менее не стали. Сами отбились, а гражданская оборона – не их дело. На то у ладожан князь имеется.
Мертвецов хозяйственные нореги ободрали догола и выкинули за ворота. А живой сидел сейчас у них в подвале и ждал худшего.
А именно – меня.
– Слушай, а они хорошо дрались, эти чужаки? – спросил я.
Девять против двенадцати – не лучший расклад для боя, но опытные хускарлы не продали бы свои жизни так легко. Да и не кинулись кучей на стену щитов. Не складывается.
– Какой там, – махнул рукой Мелькольв. – Немногим лучше бондов. Это было легко.
Совсем не складывается. Кёль определил нападавших как опытных викингов. А Мелькольв говорит: чуть лучше ополченцев. Я верю обоим. И что это значит? Что на мой двор заявилась элита. То есть острие удара было нацелено на меня? Вот только меня там не оказалось, и они прихватили Зарю. Чтобы шантажировать?
Что ж, если я прав, то это хорошая новость. Если Заря – заложник, то ее уж точно не продадут каким-нибудь византийским извращенцам. Вопрос: что им от меня надо?
А вот это мы попробуем выяснить прямо сейчас.
– Пойдем-ка к вашему пленнику, Мелькольв, – сказал я. – Очень хочу с ним поговорить.
– Не сомневаюсь, – кивнул норег. – Пойдем потолкуем, пока он не сдох.
Пленник сидел в подвале, и едва оказавшись там, я понял, почему норег сказал «пока не сдох». Специфический запах гниющего мяса перебивал даже вонь испражнений.
Я присел на корточки напротив. Когда-то это был красивый парень лет двадцати пяти, сильный и удачливый, судя по богатой вышивке на замызганной рваной рубахе. Несколько дней назад его удача кончилась.
– Как зовут? – спросил я.
– Чаян.
– Чей ты?
– Смоленского воеводы отрок. Попить дай.
Я сделал знак пришедшему с кормчим мужчине, и тот поднес с губам раненого флягу.
Тот пил долго и жадно. Оторвавшись, облизнул губы. Глаза его немного прояснились.
– Это смоленский воевода вас привел?
– Зачем мне отвечать? – вопросом на вопрос ответил Чаян.
Угадав по интонации, что пленник упрямится, пришедший с Мелькольвом норег достал нож, но я остановил его жестом.
Я не хотел пытать парня, который уже одной ногой стоит по ту сторону. Он не виноват, что командир привел его сюда. Однако у него есть нужные сведения, которые я должен получить. И получу.
– У меня украли жену, – сказал я. – Я хочу знать, кто это сделал. Это бесчестно: красть жену, когда мужа нет рядом. И ты в этом участвовал, Чаян. Ты потерял честь и вскоре потеряешь жизнь. Жизнь тебе уже не вернуть, но вернуть честь ты можешь.
– Я ничего не знаю о твоей жене, – проговорил Чаян. – Нам сказали: идите с этим человеком и делайте, что он скажет. За это каждый из вас получит по четверти гривны серебром. Можно еще воды?
Напившись, парень продолжил:
– Еще воевода сказал: князю Диру любо, если мы покажем себя хоробрыми.
Князь Дир. Я уже слышал это имя. Тот самый, что выгнал Бури из дружины только потому, что тот, защищая свою честь, убил обидчика.
– Нам сказали: врывайтесь во дворы, в дома. Убивайте всех, берите, что хотите, но нигде не останавливайтесь надолго, а когда позовет рог, бегом на корабли.
– Вы пришли на кораблях?
– Да. Три лодьи.
На кораблях зимой? Это… неожиданно. Волхов, конечно, не замерзает, но только он. Значит, корабли были где-то спрятаны. Хотя мне ли не знать. Сам в протоке прятался. А таких мест на Волхове хватает.
– Кто еще с вами был? Сколько, какого племени?
– Наших, смоленских, было полсотни. Еще столько же – чужие. По языку вроде ливы. Хорошие воины. Чьи – не знаю. Они с нами не очень. А остальные не наемные, Водимирова гридь.
– Что?!
– Я говорю: его собственная дружина. Их сотня, пожалуй. И хороших воинов в ней немало.
– Значит, вас Водимир привел?
– Ага. Я же сказал.
Чаян, похоже, вот-вот потеряет сознание. Еле держится.
– А где он может быть, Водимир?
– Того не ведаю. – Парень облизнул потрескавшиеся губы. – А раны уже не болят, – вдруг сказал он. – Но это ж не потому, что заживают, да?
– Да, – сказал я. – Ты был честен. Чего ты хочешь?
– Убей меня, – шепнул Чаян. – А потом сожги. В Ирий хочу.
– Сделаю, – пообещал я. Взял у норега нож и вбил парню в грудь. В сердце.
Мы с Мелькольвом поднялись наверх.
– Мы за него выкуп хотели взять, но какой за мертвеца выкуп… А потом о твоей жене услышали и решили не убивать: приберечь для тебя.
Я стянул с руки одно из золотых запястий, протянул норегу, но тот отодвинул мою руку:
– Не надо. Это ж по дружбе.
– Бери, бери, – настоял я. – Это тоже в знак дружбы. Ты мне очень помог, Мелькольв. Ты указал мне курс.
– Ты ее найдешь, ярл! – Мелькольв сжал мое предплечье. – Я уверен.
Я тоже уверен. Я ее найду. А Водимир, гадина ядовитая, он заплатит! Сторицей! Блин! Я же держал его жизнь в своих руках! Что стоило добить? Любой из здешних добил бы. И только я, со своей вывернутой моралью человека из будущего, проявляю гуманизм, когда надо просто выпустить кишки.
