На Спиридове новенький – сегодня первый раз надел – гладкий белый парик с тремя круглыми буклями над ушами и чёрною лентою в косе. Большие глаза под густыми бровями, не мигая, смотрят на Государыню. В каюте тишина, а подле, за переборкой, на верхней палубе, слышны крики команд, свистки боцманских флейт и топот босых ног. Корабль готовится к манёвру.
– Ты меня понял, Григорий Андреевич?
– Я так понимаю, матушка Государыня… Надо турецкий флот уничтожить… Совсем уничтожить… Чтобы – и названия его не было.
Рукою Спиридов как бы отрубает турецкий флот, показывает, как его вовсе не должно быть.
– Как знаешь… Тебе сие дело виднее. У меня ныне в отменном попечении флот, и я истинно так хочу его употребить, если Бог велит, как он ещё раньше употреблён не был.
– Понимаю, Ваше Величество. Никто не поверит, Государыня, что русские корабли могут добраться морем из Кронштадта в Турцию. Турецкий султан будет изумлён…
На лице Государыни расплывается горделивая улыбка. Несказанно прекрасным становится молодое царственное лицо. В тесной каюте слышнее запах французских духов Государыни. Маленькая рука тонкими пальцами укладывает в ридикюль бумаги. Сияющие глаза смотрят прямо в глаза Спиридову.
– Изумить, Григорий Андреевич, это – победить!
– Знаю, Ваше Величество, – с тихим вздохом говорит Спиридов.
Государыня встаёт. Спиридов распахивает двери каюты.
На корабле нет ослепительного солнечного света, и пёстрые флажки не играют по ветру. Громадные паруса откинули густую синюю тень на половину корабля и полощут по ветру. Матросы стоят по снастям. У якорного шпиля собраны люди. Всё готово к манёвру.
– Что же, – усмехаясь говорит Государыня, – покажи, Григорий Андреевич, колико искусен стал мой флот.
На мачте взвилась пёстрая лента флажков – сигнал. Застучали у шпиля ногами матросы. Раздалась затейливая длинная морская команда.
Корабли «все вдруг» взяли ветра, повернулись и понеслись ровным строем, взбивая белые буруны пены. Андреевские флаги играли над морем.
Красота!..
XXII
На острове Паросе эскадра Спиридова брала воду. К ней на корабле «Три иерарха» прибыл граф Алексей Григорьевич Орлов.
Точно ярче стало летнее средиземноморское солнце, синее небо и прозрачнее голубые воды проливов, когда появился на шканцах Орлов в полной конногвардейской форме. Высокий, казавшийся ещё выше от большого золотого шлема, украшенного перьями, в блистающей кирасире, в орденской мантии – он появился подобный древнегреческим героям Саламина, прекрасный, несокрушимый и прямой. Над «Тремя иерархами» был поднят золотой императорский штандарт – кейзер-флаг. Орлов объявлял этим адмиралам, офицерам и командам, что он требует себе повиновения, как самой Государыне. На мачтах – иерусалимские флаги, чтобы Морея и весь Пелопоннес знали, что русский флот пришёл не завоёвывать и покорять, но освобождать порабощённых магометанами христиан и стоять за Христову веру.
Всё подтянулось с прибытием Орлова… Знали, каким влиянием тот пользуется у Государыни и какая власть ему дана. Его трепетали, но и любили его за прекрасный характер, за доброту, простоту в обращении и приветливость. Его красота влекла к себе. Богатый наряд среди простых морских кафтанов был к месту – он поднимал Орлова над всеми, сближал с Государыней.
Адмирал Грейг
[94] с подзорной трубой под мышкой поднялся вслед за Орловым.
– Ваше сиятельство, так рано?..
Орлов, не оглядываясь, протянул руку адмиралу.
– От греков, адмирал, имею сведения, что турецкий флот вчера, двадцать третьего июня, ушёл от Пароса к северу.
– Ветер слаб, ваше сиятельство, турецкие корабли не могли уйти далеко.
– Пойдём и мы… К Хиосу, я думаю… А?.. Что?.. Если там не найдём турок, – к Тенедосу… Отрежем им путь к Дарданеллам. Это что за корабль там впереди, под парусами?..
– Наш передовой дозор – «Ростислав». – Адмирал Грейг поднял к глазам трубу. – Ваше сиятельство, с «Ростислава» сигналят.
– А?.. Ну, что?..
– «Вижу неприятельские корабли»…
– А, тем лучше… Их флот, оказывается, у Хиоса… Прикажи поднять сигнал: «Гнать за неприятелем!..»
Утренняя истомная тишина на корабле, неподвижно стоящем на тихом рейде, где мягко бежали голубые волны и куда с берега наносило пряным запахом ладана, олеандров, ещё каких-то цветов и соломенной гари, была нарушена.
Вахтенный барабанщик пробил боевую тревогу. И едва смолкла последняя дробь, как со всех концов палубы стали подниматься белые фигуры матросов. Раздались свистки боцманских дудок, где-то звонко щёлкнул линёк по спине зазевавшегося матроса, офицеры разбежались по плутонгам. Тяжёлые реи зашевелились, как живые, и с шорохом, наполняя палубу пленительною голубою тенью, стали спускаться паруса.
Очередные офицеры бросились на шлюпки – развозить по кораблям «ордр-де-баталии».
[95]
В авангарде должен был идти адмирал Спиридов на «Евстафии» с кораблями «Европа» и «Три святителя». В корде-баталии граф Орлов на «Трёх иерархах» с «Януарием» и «Ростиславом», в арьергарде – контр-адмирал Эльфингстон
[96] с кораблями «Не тронь меня» и «Святославом». Фрегаты «Надежда благополучия», «Африка» и «Святой Николай», бомбардирский корабль «Гром», пакетбот «Почтальон» и транспорты «Орлов» и «Панин» оставались в общем резерве.
Разослав приказания, Орлов сел в шлюпку и пошёл на ней к адмиралу Спиридову для совета.
Когда Орлов с адъютантом Камыниным подходили к «Евстафию», на корабле была мирная тишина. Шестёрка Орлова обогнала ординарческую двойку, и главнокомандующий прибыл на корабль раньше «ордр-де-баталии».
Адмирал Спиридов, на ходу застёгивая белый парадный кафтан, шёл навстречу блистательному Орлову.
«Что твой Агамемнон явился снова в морях Эгейских, – подумал он, подходя с рапортом к Орлову. – Нельзя того отнять – красив, как бог, и обаятелен… Вели-ко-лепен…»
– Пойдём к тебе, Григорий Андреевич, – сказал Орлов, ласково сжимая локоть адмирала. – Потолкуем, Иван Васильевич, – обернулся он к Камынину, – обожди нас, друг. Ординарца с «ордр-де-баталии» задержи, пока я его не кликну.
Они скрылись за низкою в золотых украшениях дверью адмиральской каюты.
