Всё было серо в раннем весеннем утре. Небо низко опустилось, туман покрыл город, и за ним не было видно моря. Неприметный, мелкий, весенний дождь неслышно падал на землю, и о нём можно было только догадываться по тому, что блестели водою камни булыжной мостовой. Кисло, серо, уныло и печально было в природе. Погода вполне отвечала настроению Маргариты Сергеевны.
X
Утром, пока воспитанницы Маргариты Сергеевны пили кофе и завтракали, Маргарита Сергеевна в своей комнате углубилась в чтение Фенелона – её ежедневное душеспасительное занятие. Она с тоскою читала:
«Vous devez faire chaque matin une petit meditation; d'abord vous mettre en la presence de Dieu, 1'adorer comme present, vous offrir tout entier a Lui, puis invoquer son Saint-Esprit pour la grande action que vous allez faire…»
[76]
Ночная тревога покидала её. Как ни печален и безрадостен был серый день – днём всё казалось проще. Попытка использовать её воспитанницу для переворота казалась ей безнадёжно глупой. Только иностранцы, ничего не понимающие в русских делах, могли покуситься на такой грубый обман… Ей думалось, что и в Киле она может добиться если и не ареста этих людей, то во всяком случае наблюдения за ними. Да и недолго ждать. Придёт Орлов, и всё станет ясно и просто. Ему она всё скажет и попросит у него защиты. Но к резиденту она всё-таки на всякий случай пойдёт и покажет ему обеих девиц. Она продолжала читать:
«Mais vous ne sauriez le faire trop simplement. N'allez point chercher avec Dieu de belies pensees ni des aitendrissements extraordinaires; parlez Lui simplement, ouvertement, sans grande reflexion, et de la plenitude cm coeur, comme a un bon ami…»
[77]
Точно слышала она тихий шелест шёлковой рясы католического аббата подле себя и вкрадчивый шёпот молитвенных слов на французском языке. Если бы можно было и точно беседовать с Богом открыто и просто, без утайки, как с добрым другом! А вот не могла. Всё стеснялась, боялась, не знала, о чём и как просить, не могла доверить всего, не могла найти подходящих слов для выражения своих желаний. Земные мысли, тревоги и заботы снова овладели ею.
Успокоенная лишь до некоторой степени, но усталая после бессонной ночи, не продумав до конца, что же будет она говорить резиденту и как на кого жаловаться, от кого неизвестного просить защиты, она в конце одиннадцатого часа вышла со своими воспитанницами. Всё так же всё было серо кругом, и тот же туман густым покровом покрывал море. С медного изображения льва, висевшего над крыльцом на железном кронштейне, тяжёлые капли падали. Воздух был тёпел и сыр. Пахло морем и рыбой. Вода в узком канале, где стояли лодки, казалась совсем чёрной.
Маргарита Сергеевна свернула с набережной в узкую улицу, как и все улицы города, без тротуаров, мощённую булыжником. Длинный ряд пёстрых двухэтажных домов с крутыми черепичными крышами тонул в тумане. Печально и протяжно часы на башне били одиннадцать. Пустынна была улица. Только с правой её стороны, занимая почти всю её ширину, стояла большая дорожная карета. На мгновение Маргарите Сергеевне показалось страшным проходить между лошадьми и домами. Подозрительной показалась карета, но, разглядев подле неё голштинского драгуна в лосинах и в голубом мундире, державшего в поводу трёх лошадей, и двух других солдат подле кареты, она успокоилась. Какое-нибудь местное начальство собиралось в «вояж».
Осторожно, прикрывая собою девиц, Маргарита Сергеевна пошла мимо лошадей и вошла в тесный проход между домами и каретой. Внезапно между нею и драгунами раскрылась дверь кареты, чьи-то сильные руки схватили её за плечи, драгун подоспел к ней и, охватив поперёк, помог втащить Маргариту Сергеевну в карету. Другой драгун втолкнул за нею Августу и Елизавету.
В полутьме кареты Маргарита Сергеевна успела разглядеть людей в чёрных масках, увидала бледное перепуганное лицо Августы и услышала истеричный картавый крик Елизаветы:
– Ah! Mon Dieu!.. Quelle aventure!.. Mais c'est epouvantable!.. Mademoiselle, n'est ce pas?.. On nous a enlevees.
[78]
И сейчас же ей накинули на голову чёрный шерстяной платок и туго стянули голову, глаза и рот. Руки завязали крепкими ремнями, кто-то грубо надавил ей коленом на грудь, чтобы она не сопротивлялась. Как сквозь кошмарный сон Маргарита Сергеевна услышала, как загрохотали колёса по мостовой, защёлкали подковы быстро скачущих лошадей. Вскоре и это стихло, карета мягко покачивалась и вздрагивала на выбоинах. Они ехали по грунтовой дороге, были уже где-то за городом.
Больше никто никогда не видал и ничего не слыхал про Маргариту Сергеевну Ранцеву.
2. ИМПЕРАТОР ИОАНН VI АНТОНОВИЧ
XI
Дело с «марьяжем» Государыни Екатерины Алексеевны, так неудачно начатое Григорием Орловым и решительно пресечённое Кириллом Разумовским и Алеханом, не заглохло. Переменился только жених. В близких к Императрице придворных кругах, где сильнее чувствовалась шаткость престола и где все, от высших чинов до придворных лакеев, боялись перемен и всяческой смуты, родилась мысль вызвать к жизни «арестанта номер один» из Шлиссельбургской крепости – Иоанна Антоновича, провозгласить его Императором и обвенчать с Императрицей Екатериной Алексеевной. Мысль дерзновенно смелая, но именно потому показавшаяся интересной. Столько лет заточения, тюрьмы, такой ужасный был отзыв об узнике Императора Петра Фёдоровича, – и этого человека, полусумасшедшего, венчать с прелестной красавицей Государыней, бывшей в расцвете своего лета, во всей славе победы и успеха…
Осторожно довели эту мысль до сведения Государыни, и она задумалась.
Конечно, она хотела, стремилась и, казалось, достигла: «царствовать одной». Иным престол российский она себе не представляла. Она знала и понимала, что нет такого человека, с кем могла бы она разделить этот престол и вести Россию к славе и благоденствию. И всё-таки сочла своим долгом серьёзно отнестись к этому своеобразному плану закрепить престол за нею. Чутким умом своим, своею душою, ставшей совершенно русскою, она понимала – как это было в русском духе! В народе, среди которого кое-где помнили малютку Иоанна Антоновича, говорили о нём всегда с жалостью и досадой на Императрицу Елизавету Петровну. Такая несправедливость!.. Государыня знала, что этот узник был пятном на совести Государыни Елизаветы Петровны, и вот освободить его, дать ему хорошую жизнь, вернуть его на принадлежащей ему престол – какая это была бы красивая жертва с её стороны. Какой подвиг!.. Как укрепило бы её влияние на народ!
