– Граф, подумайте только о том, что вы себе позволяете говорить… И кому?.. Я не стану мешать вам строить ваши воздушные замки… Вы можете наслаждаться вашими фантазиями, сколько вам угодно, но меня я попрошу вас оставить в покое.
– Ваше Высочество, вы любите другого…
– Я – жена Великого Князя… И довольно.
– А нет… Нет… Это не то… Не то… Вы любите другого.
– Оставьте меня.
– Неужели я хуже Чоглокова?
– Полноте, граф. Вы сами знаете, сколь вы милы и дороги моему сердцу.
– Кирилл Григорьевич?..
– Ценю в нём его прямоту, честность и верность мне… Он к тому же не чета вам – примерный муж и семьянин. Берите с него пример.
– Лев Нарышкин?
– Мне нравятся его милые шутки. С ним весело, и он не мучит неуместными и непозволительными объяснениями в любви.
– Неужели толстый Большой Пётр?
– Он хорошо поёт.
– Да… у каждого таланты!.. Но… скажите всё-таки?.. Захара Чернышёва вы любите больше, чем меня?..
– Вы несносны. Настойчивость ваша меня изводит. Ну, хорошо, я скажу вам: вы нравитесь мне больше других. Что из этого?.. Я прошу вас оставить меня. Что могут подумать обо мне?.. Наше отсутствие вдвоём может быть замечено и дурно истолковано. Вы знаете, как люди злы.
– Марии Симоновны здесь нет и некому доносить и сплетничать.
– Вы забываете, что у меня есть муж, что он здесь и что вы – соперники. Он влюблён в меня больше вашего.
– Н-ну!.. Скажите мне… Одно…
– Ничего не скажу – уезжайте…
– Я не уеду от вас до тех пор, пока не услышу от вас самих, что вы неравнодушны ко мне.
– Да… да… Только убирайтесь…
Екатерина Алексеевна звонко и весело смеялась.
– Хорошо, запомните – слово дано…
Салтыков дал шпоры и помчался к опушке.
– Нет!.. Нет… – крикнула ему вслед Великая Княгиня.
– Да!.. Да!.. – донеслось до неё с опушки.
V
Государыня потребовала к себе Чоглокову. Мария Симоновна догадалась – её ожидал разнос. Если разнос будет по-французски – это ничего, но если по-русски – она сильно провинилась перед Государыней, – тогда хоть и не оправдывайся.
Разговор начался по-русски. Мария Симоновна опустила глаза и сделала самое смиренное лицо.
– Что сие, матушка, – гремела ворчливым голосом Государыня. – Великий Князь мне жаловаться изволил, что Великая Княгиня с Салтыковым обманывает его и смеётся над ним… Твой муж колпак и крутом тебя сопляки, которые вовсе ничего не смотрят.
Когда пошли такие выражения – возражать и оправдываться было бесполезно. Мария Симоновна ниже опустила голову и сложила на груди прекрасные белые руки.
– Ты смотри у меня… Я не для того тебя в гофмейстерины поставила, чтобы Великого Князя в обиду соплякам давала. Не дура, слава Богу, сама детей имеешь, понимать должна, что можно и чего нельзя. Шестой год идёт, что Великая Княгиня замужем, а где он, России пожеланный наследник? Ты меня поняла, надеюсь?..
– Поняла, Ваше Величество.
– Ну, ступай. Да приструнь всех сопляков. Пора делами заниматься, а не амурной болтовнёй.
Из государынина кабинета Чоглокова прошла к покоям Великой Княгини и, неслышно отворив дверь, вошла в комнату.
Великая Княгиня сидела с книгой в кресле… Она посмотрела на гофмейстерину, заложила пальцем страницу и прикрыла книгу. В её глазах был вопрос.
– Ваше Высочество, простите, без доклада… Я к вам от Её Величества. Я имела сейчас пренеприятный разговор с Её Величеством. Разговор был о вас.
– В самом деле?.. C'est interessant!..
[37] Чем я провинилась?
– Великий Князь на вас жаловался.
– Да?..
– Он говорил, что Ваше Величество часто бывает в обществе графа Салтыкова.
Великая Княгиня пожала плечами.
– Что тут удивительного – он мой камергер… Всегда притом же на людях. Я никому не жалуюсь, что Великий Князь откровенно строит куры Воронцовой.
– Ваше Высочество, – вкрадчиво и таинственно зашептала Мария Симоновна, – вы меня знаете не первый год. Вы можете мне доверять. Я – мать… У меня большая семья. Вы понимаете, что я могу быть вам полезной. Для взаимной любви и облегчения супружеских уз нужно уметь прощать друг другу случайные увлечения. Они неизбежны. Положение ваше, как Великой Княгини, не из лёгких. Когда мы, простые смертные, не имеем в супружестве детей – это грустно и тяжко, но это простительно. Вы – супруга наследника Российского престола, и Ваше Высочество поймёте меня, когда я вам скажу, что первейшая обязанность ваша есть – иметь сына…
– Мария Симоновна, я тоже всегда была до конца откровенна с вами. Оное не от меня зависит… Супружеские узы священны.
– Ваше Высочество, бывают положения, которые обязывают… Любовь к отечеству должна быть превыше всего. Она должна превозмочь всё и обойти все препятствия. Король французский, говорят, не мог иметь детей, но у него были дети… Я надеюсь, что вы меня понимаете?
– Я не хочу вас понимать, Мария Симоновна, и я хотела бы не слышать того, что вы мне сейчас сказали. Оставим сей разговор.
Великая Княгиня отошла к окну и стала спиною к своей гофмейстерине. Она, видимо, была сильно взволнована и смущена.
– Ваше Высочество, – настойчиво продолжала Мария Симоновна, – верьте… Ничего худого… Дело такое простое. Прямо сказать – житейское дело… Сколько кругом вас нашей блестящей и прекрасной молодёжи и всё молодец к молодцу… Ужели, Ваше Высочество, никто вам не понравился?..
– Они мне все дороги, и я их всех равно люблю и жалую.
– Ах нет!.. Не то, не то!.. Равно всех любить нельзя. Всегда есть кто-то, кто любезен нашему сердцу больше других. И мать детей как будто равно любит, а всё есть один… любимчик.
– У меня такого нет.
– Ваше Высочество, я предоставляю вам выбор между Сергеем Салтыковым и Львом Нарышкиным. Скажите мне только одно слово, и, верьте, с моей стороны затруднений не станет.
Великая Княгиня быстро повернулась к Марии Симоновне. Был прям, долог и пронзителен её взгляд. Чоглокова выдержала его, не смутившись.
– Если я не ошибаюсь, ваш избранник Нарышкин?
– Нет… Вовсе нет… Оставьте меня, Мария Симоновна.
– Ну, если не Нарышкин, то, конечно, Салтыков.
Мария Симоновна с высоко поднятой головой вышла из комнаты Великой Княгини. В дворцовом коридоре её ожидал Бестужев.
Он взял её за руку и притянул к себе.
– Ну что?.. – прошептал он нетерпеливо.
