Микула приподнялся на стременах, желая заглянуть за забор, однако так он ничего и не увидел.
О том, что происходит во дворе вдовы, Микула мог догадаться только по доносящимся из-за забора звукам детских голосов. Один, старательным баском, что-то выговаривал. А вскоре донесся и другой, — девчачий. С всхлипом и слезами девочка кликнула:
— Мама, мама!
Микула слез с коня, толкнул дверцу в воротах из толстых досок и обнаружил, что она была заперта. Так оно и должно быть, подумал Микула, стукнул в ворота рукояткой плети и громко позвал:
— Хозяева, откликнитесь!
Голоса за воротами тут же затихли. Басовито гавкнула собака. Затем послышался испуганный женский голос:
— Кто там?
— Добрый день. Я пришел от Свенельда, — сообщил Микула, стараясь делать голос поласковее.
В дверце в воротах открылось окошко, и в нем показались аккуратный курносый носик и большие серые глаза с длинными ресницами.
Микула, улыбаясь, слегка поклонился, и проговорил:
— Добрый день, госпожа. Меня зовут Рахдай. Сегодня я принят в дружинники. И я хотел бы узнать, не будете ли Вы так добры, чтобы предоставить доброму молодцу на некоторое время жилище.
— Вы говорите, что Вас прислал Свенельд? — спросил женский голос. В нем чувствовалось уже меньше страха. Микула отметил, что голос певуч и, видимо, принадлежит красивой женщине.
Окошко закрылось, и за воротами послышался шум открываемого засова. Микула терпеливо подождал, когда откроется дверца.
Наконец дверца открылась, и Микула увидел хозяйку. Микула внимательно рассмотрел хозяйку. Это действительно была красивая женщина. Ей было не больше тридцати лет. У нее было овальное приятное лицо. Серые глаза. Ее голову украшал нарядный кокошник.
Кокошник несколько удивил Микулу, потому что местные женщины подобных нарядов не носили. Но он вспомнил, что Ольга была вдова дружинника, и, возможно, он привез ее с севера.
Ольга отступила немного в сторону, чтобы пропустить гостя, и Микула обратил внимание на ее фигуру: у Ольги была тонкая талия, а ведь у нее были дети.
Ольга провела гостя в дом. В горнице она пригласила его присесть на лавку рядом со столом. Не успел Микула присесть, как дворовая девка принесла блюдо с пирожками и кувшин с молоком.
Ольга налила молока в небольшой глиняный стакан, расписанный синими узорами, придвинула блюдо к Микуле и предложила:
— Покушайте пирогов.
Микула вежливо съел небольшой пирожок, запил молоком и, вытерев ладонью губы, проговорил:
— Благодарствую за угощение. Но мне хотелось бы поскорее решить дело.
Пухлые губы Ольги тронула едва заметная усмешка.
— А что решать? Свободная комната есть. Сейчас покажу. Если сговоримся о цене, то можешь занимать ее.
Она провела Микулу в комнату. Комната Микуле понравилась. Она была не очень просторной, но здесь умещался стол, деревянная кровать, пара лавок и сундук. На стене висели полки, на полках стояло немного посуды. Посуда была простая, — деревянные блюда, миски, стаканы и несколько ложек.
Микула заметил, что из комнаты был выход прямо во двор.
Заметив взгляд молодого человека, Ольга пояснила:
— Мы выход во двор специально прорубили...
Микула проговорил:
— Это хорошо, я не люблю стеснять хозяев.
Ольга сказала:
— А ворота, если нужно, откроет привратник.
— Хорошо! — Сказал Микула. — И какова будет цена? Ольга назвала цену, она показалась Микуле небольшой, и
он тут же согласился. После этого Ольга отвела своего гостя на двор и показала ему, куда поставить своего коня.
Глава 41
Из глубины стен пещеры струились мягкие потоки слабого света. Стены неторопливо играли различными цветами и узорами: то расцветало пышное невиданное растение, и цвет его нежных лепестков медленно и неуловимо переходил от синего в зеленое, от зеленого в желтое. Затем в красное. А затем все это утопало в глубокой синеве, переходящей в ночь, покрытой морозными узорами. Но тут же узоры распадались на тускло мерцающие звезды. Звезды тихо приближались, и вот одна из них вспыхивала ярким синим светом, и все начиналось заново. Синее, зеленое, желтое, красное.
Сердце Микулы билось громко и тревожно, как набатный колокол. Но это был не страх предчувствия опасности, это было волнение ожидания чего-то необычного.
Микула, бесшумно ступая, двинулся в глубину пещеры. Пол пещеры был ровный и гладкий, как стекло, но это стекло едва заметно пружинило, смягчая шаги.
В голову Микуле пришла мысль, что он уже был в этой пещере. Она очень напоминала ту самую пещеру, в которую его водил Асмус. Но в той пещере было темно, и все было покрыто густым слоем пыли. Здесь же и намека не было на единую пылинку. И все же Микула почему-то был уверен, что эта была именно та пещера.
В этом можно было убедиться только дойдя до главного зала, где сидели спящие великаны.
Желая поскорее дойти до главного зала, ноги Микулы невольно сами ускоряли шаг.
Но в душе у Микулы была уверенность, что этого делать не надо, и он с трудом усмирял свои ноги.
Наконец, он дошел до главного зала, и то, что он увидел, заставило его замереть, как каменный столб.
В зале не было прежней пустоты. Он видел длинный и огромный стол, заставленный разнообразными изысканными яствами. За столом сидели люди и веселились. Это были обычные люди, не те великаны, которых видел Микула.
Микулу сразу заметили, по залу пронесся ропот, и через мгновение все стихло.
На Микулу уставились десятки любопытных глаз. Они смотрели на него несколько минут. Затем поднялся человек, сидевший во главе стола. С плеч человека красивыми складками струилась белая греческая туника, по ее краям виднелись красные и синие полосы.
Но не его одежда вызывала смущение Микулы, — необычно было лицо человека, гладкое, как у женщины.
— Проходи, брат, присаживайся, — приветливо проговорил человек. — Мы тебя давно ждали.
Микула подошел ближе к человеку, и рядом с ним освободилось место. Микула робко присел, и тут же перед ним на столе появился золотой кубок с вином.
— Пей, — предложил человек.
Микула прикоснулся к кубку, и тут ему в голову пришла мысль, что каким-то образом он попал в царство мертвых, и все эти люди мертвы, а в царстве мертвых живому человеку нельзя есть что-либо или пить.
Человек, словно читая мысли Микулы, засмеялся и проговорил:
— Пей смело, ешь. Ты думаешь, что нельзя есть угощение мертвых. Но ведь ты же не знаешь, живые мы или мертвые. Не знаешь и сам ты — жив или мертв. Если ты спишь и попал к нам во сне, то тебе еще ничто не может повредить, а если ты умер, то уже ничто не может тебе повредить. Пей смело и ешь.
