Но тут в горницу разъяренной фурией ворвалась мать Святополка.
— Владимир, не спеши казнить сына, дай переговорить! — отчаянно крикнула она.
Разговаривать с женщиной дело пустое. К тому же Владимир, как и многие мужчины, терпеть не мог женских слез. Однако Владимир, успев отметить, что Юлия почти не потеряла прежней красоты, вспомнил приятные минуты, проведенные с ней, когда она была его наложницей. И тем не менее все это не могло повлиять на его план.
Зная, о чем она поведет речь, Владимир хмуро проговорил:
— Ну говори. Только слез не лей, говори по делу и побыстрее.
Юлия краем платка вытерла выкатившуюся на щеку слезинку. Она сообразила, Владимир был прав; жизнь покрыла его твердой черствой коркой, слезами его не возьмешь. Он пролил море чужой крови, и в этом море слезам не было никакой цены. Поэтому с ним следовало говорить его языком — рассудительно и логично.
И Юлия заговорила сухо:
— Владимир, в чем вина нашего сына?
Она умышленно подчеркнула слова «нашего сына», так как хотела напомнить Владимиру, что он признал Святополка за своего ребенка. Таким образом, Святополк, как старший сын, должен был считаться им не только равным другим сыновьям, но и даже первым наследником на киевский стол. Владимир и раньше не жаловал Святополка, но раньше это не было видно.
Сейчас же Владимир открыто ущемлял Святополка. Это не могло понравиться Святополковой дружине.
Владимир упрек понял, как и помнил то, что за дверями стояли преданные Святополку дружинники. И, чтобы перебить киевскую дружину, им достаточно было малой искры.
Владимир подумал, что Добрыня, конечно, с одной стороны, был прав — в Туров следовало идти большой дружиной. Но большая дружина с самого начала означала открытую войну. А вот этого Владимиру и хотелось избежать, так как он прекрасно понимал последствия открытой войны со Святополком, в которой ему придется иметь дело не столько с дружиной Святополка, сколько со всем войском Болеслава, заслуженно носящего имя Храбрый. Такая война означала отпад от Руси ее значительной части. Так что Владимиру надо было пройти между Сциллой и Харибдой.
Понимая опасность ситуации, Владимир обозлился, однако уйти на уступку пока не хотел.
— Жена Святополка договаривалась с Болеславом о том, чтобы Святополк перешел под руку папы и сместил меня с Киева, — холодно сообщил он. — Это измена!
Оливковое лицо Юлии приобрело странный серый оттенок, однако речь она вела твердо и рассудительно:
— Марина дочь своего отца, и они могли о всяком говорить. Марина покаялась в своей вине. Но ведь Святополк об их разговорах не знал, поэтому он не виноват в заговоре против тебя.
Это было так, но Владимир недовольно напомнил:
— Муж отвечает за свою жену.
Юлия тотчас же заметила в голосе Владимира сомнение. Она сухо усмехнулась:
— Если бы за вину жен каждый раз казнили их мужей, то на свете не осталось бы людей. А ты бы голову потерял первый.
Владимир усмехнулся, вспомнив Рогнеду, но упрямо проговорил:
— Они должны быть наказаны.
Юлия кивнула головой:
— Но наказать — не казнить. Убить человека легко, а возвратить к жизни невозможно. Только наш учитель Иисус Христос после того, как его казнили без вины, смог воскреснуть. Но он Божий сын.
Владимир перекрестился.
Юлия добавила как бы между прочим:
— И Болеслав может рассердиться — пойдет войной...
Владимир сообразил, что слишком строгое отношение к Святополку и Марине действительно может вызвать войну с Болеславом. И тогда пропадет всякий смысл заключенного мирного договора. А с Болеславом никак воевать нельзя, на носу очередная война с печенегами.
Владимир, уступая, проговорил:
— Ладно, пока я посажу их под замок. Потом видно будет.
На лице Юлии вспыхнула радость, но она тут же ее погасила:
— Надеюсь, ты не посадишь их в темницу?
Владимир недовольно замотал головой. В душе он выругался на Ярослава из-за того, что тот втравил его раньше времени в междоусобицу, но отступать от своего плана все же пока не собирался.
Владимир придал лицу приторно сладкое выражение, заулыбался и, махнув рукой, проговорил мягким маслом:
— Конечно, Святополк и его жена виноваты, поэтому они должны быть наказаны. За измену полагается смерть, но он мой сын, и потому я отнесусь к его проступку снисходительно. Некоторое время Святополк, Марина и их подстрекатель епископ Реннберг пусть посидят под замком в княжеском дворце в Вышгороде. Но выходить из палат я им запрещаю, пока не прощу. А для присмотра приставлю своего боярина Блуда.
Глава 37
Микула вышел из горницы вместе с остальными, однако далеко от двери не стал уходить. Дружинники Владимира прикрыли своими широкими плечами вход в палату, и это настораживало Микулу. Один из них, Блуд, странно посматривал на Микулу. Он, видно, узнал в нем человека, который недавно унизил его на дороге. Микула-то узнал его с первого взгляда. По его размышлению Блуд должен был гореть желанием отомстить ему. Однако хитроумный Блуд вел себя как ни в чем не бывало. Очевидно, он считал, что сейчас было не подходящее время для сведения счетов. И в самом деле...
Оценивая обстановку, Микула уверен был, что сам Владимир против своего пасынка меч не обнажит. А если он захочет убить пасынка, то кликнет дружинников. Блуд с охотой убьет сына того, кого он уже предал.
Для себя Микула решил, что если дружинники войдут в палату, то вмешается в схватку и не даст убить Святополка. Поэтому Микула бдительно поглядывал на дружинников. Так же бдительно следили друг за другом и остальные дружинники.
Единственное, о чем жалел Микула, что он перед тем, как пойти на торг, снял с себя доспехи. На улице Микула вполне мог и обойтись без доспехов. Стычка на улице больше требует ловкости и внимания, особенно надо смотреть, чтобы опять не пустили стрелу в спину.
А вот драка в тесном помещении превращается в простую рубку, где наносятся удары во все стороны. В такой драке трудно заметить удар кинжалом в спину. Вот тут-то без доспехов придется тяжело.
Думая об этом, Микула решил, что когда начнется драка, то будет рубить всех подряд, кто окажется в палате. Разумеется, кроме Святополка.
Время шло, однако в палате было тихо. Наконец, послышался громкий голос Владимира. Он звал двоих дружинников.
В помещение зашли стоявшие около двери дружинники. Микула тут же рванулся за ними. Но его подхватил под руку Варяж и шепнул ему на ухо, чтобы тот стоял наготове и ждал знака. Сам же он прислонился ухом к щели в двери.
Видевшие это киевские дружинники недовольно зароптали и полезли оттаскивать Варяжа от двери. Но того прикрыли Свенельд и дружинники Святополка.
