Он стал отличным мужем. Во-первых, не капризный. Хвалил любую стряпню. Избыток соли считал признаком любви. Всё сырое, горелое и несовместимое он умело корректировал сметаной.
Он всегда был в хорошем настроении. Когда что-то не выходит – говорил, значит, время не пришло. Никто не виноват. За пять лет молодые ни разу не поссорились. Так же мирно живут разве что зайчики, поскольку речью не владеют и поругаться не могут. Обычные люди своё счастье выгрызают в изнурительных скандалах. Пять лет чирикнули и скрылись.
Однажды Ральф поехал покупать стиральную машину. Анна приболела, выпихнула мужа на лестницу. Сказала, доверяет полностью. Он долго там возился, вернулся очень довольным.
– Купил?
– Купил. Роллс-ройс среди стиральных машин.
– То есть хорошая?
– Самая лучшая. Как ты.
– Ты спросил продавцов про надёжность?
– Там были продавщицы в основном. Сказали, с таким мужем, как я, неважно какая стиралка.
– С каким это таким мужем?
– С прекрасным. Всё-то тебе объясни.
– Что ж, женщины склонны идеализировать чужое горе.
– Они сказали, ты должна просыпаться со слезами счастья на глазах.
– Они не знают, сколько ты ешь и как храпишь. Мой руки и за стол.
Через год Ральф ушёл к Лауре: 22 года, блондинка, сиськи, продавщица стиральных машин. Анна стала просыпаться в слезах, как ей и пророчили. Красивая, необъяснимо одинокая, с восточными глазами. Лауру он тоже бросил. Ради всех сразу женщин планеты. Ральфу хватило бы желания на миллиард любовниц, сдерживали только свойства пространства-времени. Лаура приходила потом к Анне, плакала, просила прощения за разрушение семьи. Ох, и напились тогда.
Брошенные женщины засыпают под бормотанье телевизора. Привычка эта возникает незаметно и плохо лечится. Не можешь заснуть и всё тут. Но смотреть не получается. Включаешь телек – веки тут же слипаются, и поутру нипочём уже не вспомнить, кто кого мучил и на ком в конце женился.
Анна таращилась в потолок часами. Или наоборот, смотрела фильмы до середины ночи. Сидя, чтобы не заснуть. Потом вдруг нашла на пульте кнопку «таймер отложенного выключения» и смирилась. От такого позора прекрасно помог бы любовник. И Роберт отличная кандидатура, не будь женат. Анна хотела быть единственной. Или ничьей.
…Когда опали листья, когда люди стали вбегать в трамвай, чтобы погреться, когда журавли потянулись в сторону Франции (непонятно, зачем вообще оттуда улетать), Анне позвонили с незнакомого номера. Приятная девушка сообщила: её резюме одобрено, приходите на собеседование.
– Но я не рассылала резюме.
– Это не важно. Ждём вас во вторник, в три часа. Башня на Заячьем острове. Представитесь охране, вас проводят.
И повесила трубку. Вот так люди и пропадают, подумала девушка.
Анна танцевала в эстрадном балете. У неё был сольный номер, танец Коломбины. Так себе карьера. Когда ей было четырнадцать, зрители аплодировали её хрупкости. В двадцать пьянели от её сексуальности. В тридцать восхищались мастерством и всё ещё сексуальностью. Если ничего не менять, к пятидесяти ей крикнут «во даёт бабуся». Анне нравятся успех, цветы и записки про любовь. Но букетам из купюр она бы радовалась больше. Жаль, у поклонников не сложилось такой милой традиции.
Всем нужна нормальная работа. Чтобы в трудные времена не одалживать у родителей. Тем более что трудные времена у Анны случались два раза в месяц.
Если спросить о родителях, Анна скажет «мой папа кореец, а мама красавица». От папы у неё разрез глаз, высокие скулы и смуглая кожа. И прекрасный характер, конечно. От мамы – чудесной формы ручки, ножки и моральные принципы, противоречащие сексуальной внешности.
Мама смотрит полицейскую хронику. Согласно телевизору, любой выход из дома чреват изнасилованием. Собеседование в непонятном месте, по несуществующему резюме – это верный путь в наложницы, считает мать.
Папа моряк, капитан на пенсии, не боится насильников. Говорит, конечно, сходи, дочь. Может, познакомишься с кем. Папа хочет внуков. На детей в парках он смотрит с таким же умилением, с каким в порту провожает суда.
Вечер у родителей похож на старую пьесу. Все знают роли, тексты и последовательность сцен. В первом акте ужин и непринуждённый разговор. Действующие лица полны оптимизма. Чужому человеку может показаться, никого тут не интересует, появился ли у Анны парень. Потому что главное в семье – здоровье и чтоб не было войны.
Во втором акте мама не выдерживает. Многозначительно пересказывает истории выдуманных дочерей своих подруг. Все они замужем или пытаются хотя бы. Мама верит, эти рассказы заставят Анну задуматься. Девушка и вправду задумывается о том, что к родителям надо ходить реже.
Третий акт. Папа вступается. Говорит, брак – это судьба. Может сложиться, а может и нет. Не всем же так везёт, как мне – шутит папа, шлёпая маму по заду. Обе женщины обижаются на эту шутку. В конце третьего акта все сидят надутые.
Развязка. Чаепитие и сласти. Папа тайком суёт Ане сто евро. Обнимает, говорит, что мама не права. Для исполнения желания нужно на это желание плюнуть, а не трястись до судорог. Анна говорит, она не трясётся, её всё устраивает. Конечно-конечно, говорит папа. И снова обнимает Анну и гладит по макушке. Анне кажется, совсем не плохо на минуточку сбросить двадцать пять лет из тридцати. Теперь она настолько взрослая, что даже не пытается объяснять папе, насколько дело вообще не в этом.
Эпилог. Провожая, в коридоре мама суёт ещё полтинник. И целует быстро, чтобы не расплакаться. Короче, родители.
Анне нужна работа. Пора становиться взрослой. У Анны даже образование есть, что-то там про гостиничный бизнес. Она надела чёрный низ, белый верх и пошла собеседовать.
Башня на Заячьем острове есть пример модернизма среди антикварной архитектуры. В груди старого города она торчит словно нож. Главному архитектору, видимо, подарили что-то нужное. Он не только утвердил этот страшный проект, но и бился за него на страницах газет и в муниципалитете.
Горожан башня злит. Не очень-то приятно, когда везунчики и богачи висят у тебя над головой большим таким стеклянным укором. В башне есть офисы, гостиница, квартиры стоимостью в небольшой районный город. На крыше ресторан. Средний горожанин, накормивший в этом ресторане жену, получает право не выносить мусор в течение года.
У работающих в башне особая походка. Шире шаг, легче движения, выше подбородок. В других местах они как обычные люди. Но стоит выйти из троллейбуса на остановке «Заячий остров», сразу все находят в себе дополнительные благородство и оптимизм.
Шагая в толпе причастных, Анна делала вид, что сама давно работает в башне и тоже богема. В холле держалась молодцом, и в лифте. И лишь перед дверью с модной табличкой «HR» запаниковала. Сейчас ей скажут, что резюме не её, что телефоном ошиблись. И пойдёт она назад, танцевать Коломбину.
