– Что значит «вата»? – возмутился Ринат. – Кого ты ватой называешь?
– Я тебе скажу кого. Того, кто сегодня репостит фотки сирийских казачков, а завтра пойдет на голливудское кино про то, как их разбомбили. Ну, может, и не пойдет, но с торрента закачает точно. И это не вчера началось, Ринат, а еще при совке. Когда одним полушарием в Афгане воевали, а другим «Рэмбо» смотрели по видаку. Сейчас просто продолжаем традицию.
– В Америке, кстати, такого не бывает, – сказал я. – Там с полушариями строго. И без всякого ФБР – внешнего принуждения нет, свободная страна. Вопрос патриотизма решается за три миллисекунды на уровне внутреннего парткома шишковидной железы. Человек знает, что иначе его просто на работу не возьмут выше бензоколонки.
Ринат вдумчиво кивнул.
– Вот потому Джон Маккейн и говорил, что Россия – страна-бензоколонка, – сказал он. – Вот именно по этой причине. Потому что везде пятая колонна засела. Людей у нас распустили сильно…
– Распустили или нет, я не знаю, – продолжал Юра, – но Голливуд они смотрят не потому, что мы про него пишем. Это мы про него пишем, потому что они его смотрят…
– Голливуд во всем мире смотрят. И что?
– Вот тебе другой пример, Ринат. Есть этот Донбасс. Как бы неофициальная линия боевого соприкосновения с коварным Западом. И что они там в Донецке устраивают для духовного самовыражения? Фестиваль русскоязычного рэпа. Рэпа! Это как если бы с той стороны подъехали «зеленые береты» на «хаммерах» и организовали конкурс англосаксонских балалаечников. И победитель в боевой бандане сбацал бы «Светит Месяц» под английскую речовку и гордо вывесил на ютуб.
– Рэп во всем мире исполняют, Юра, – ответил Ринат. – Даже в Париже – лично слышал, как негры на французском шпарят. Только у них негры натуральные, а у нас пока что нет. Но если надо будет, завезем. Так что не придумывай про вату, не надо. Нехорошо.
– Вату не я придумываю, Ринат. Я в ящике с ватой пытаюсь бизнес делать. А в ящике не только вата. Там еще стекло и гвозди. И много.
– А ты, Федя, чего молчишь?
– Тут другой вопрос намечается, – ответил я. – Если мы в такой стране живем, где, кроме как про Голливуд, в новостях писать не о чем, зачем нам вообще ракеты?
– Ты, блять, спальню на яхте переделай, – засмеялся Юра, – я тебя тогда послушаю про Голливуд. Кстати, если ты своего Неизвестного все-таки продать решишь, я в очереди первый.
– Чем он тебе так нравится-то? – спросил я.
– Не то чтобы сильно нравится. Просто у меня сын идиот. Кинокритиком решил стать. Я ему эту скульптуру подарить хочу для вдохновения.
– Голливуд Голливудом, но ракеты по-любому нужны, – сказал Ринат. – Слабых бьют.
Юра вздохнул.
– Слабых бьют, это правильно. А сильных вообще нахуй убивают… Вспомни хоть Наполеона, хоть Гитлера.
– Так вы что, – наморщился Ринат, – предлагаете вообще без ракет?
– Дело не в ракетах, – ответил я. – А в том, что ими защищают. У корейцев хоть идеи Чучхе есть, а у нас? Мы что ракетой «Сармат» защищать собираемся? Свое виденье того, кто ебал Дженнифер Лоуренс?
– Спасибо, Федь, – сказал Юра. – Понял, куда ты клонишь, но при идеях я пожить успел. При Дженнифер Лоуренс мне больше нравится.
– А другие страны что защищают? – спросил Ринат.
– Как когда, – ответил я. – Вот я в детстве любил читать про физиков. Был такой американский ученый Роберт Вильсон. В конце шестидесятых он выбивал в конгрессе деньги на ускоритель элементарных частиц. И какой-то сенатор возьми его и спроси: скажите, этот ваш ускоритель позволит усилить обороноспособность страны? Нет, говорит Вильсон, не позволит. Сенатор спрашивает, а зачем тогда? И Вильсон ему отвечает – ускоритель относится к той же категории, что великая поэзия, живопись, скульптура и так далее. Все это ни капли не помогает защищать страну. Но зато делает ее стоящей того, чтобы защищать.
– И че, дали ему денег? – спросил практичный Юра.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Но цитата осталась.
– Если у нас так вопрос поднять, – сказал Юра, – то под эту твою цитату все министерство культуры отоварится. И все, кто с ними в доле, тоже. Вся эта хуета с печатями новые дачи себе построит. Распилят десять бюджетов, а великой поэзии все равно не будет. И ускорителей тоже.
– Да как же не будет, – ответил Ринат. – Как не будет, когда все это уже есть. Ускорители вот отличные – прямо щас нюхаем. Живопись, поэзия, скульптура, кинематограф – тоже есть. Искусство мирового уровня…
Юра вытянул еще одну дорожку.
– Мировой уровень, – сказал он, морщась, – ускорители, статуи… Кинематограф. Увы, Федя, увы. Ничего такого, что стоило бы защищать, в мире нет. Ни у них нет, ни у нас… Потому что…
Юра опять замолчал, как бы вглядываясь в суть вещей.
– Почему?
– Потому что ничего нет. Ничего вообще. Нигде. Никогда не было. И никогда не будет.
И Юра показал кому-то в пространстве короткий и напряженно выгнутый волосатый фингер.
Разговор, придавленный последней фразой, стих.
Если с тем, что Юра нес до этого, спорить было можно, и, наверное, даже нужно, то с этим – невозможно было никак.
Мы молча переживали невыносимую истину снова и снова – и каждый раз это было как в самый первый. Прошло еще несколько мгновений, и Юра жалостливо всхлипнул:
– Мужики, засекли? Вот сейчас – когда про Дженнифер Лоуренс… Все как раньше было. Настоящее. Живое…
– Угу, – кивнул Ринат мрачно. – Было, да. Только недолго. Сам же и обломал. И где оно теперь? Стабильности нет… А это, Юра, и есть непостоянство.
И мы яростно ввязались в следующий спор.
Это, к сожалению, не всегда было просто, Таня. Мы живем в эпоху, когда все настолько ясно, что спорить о чем-то с пеной у рта можно разве что в телестудии за деньги.
Но мы очень старались, и понемногу лечебная техника начинала работать. Чтобы собрать расползающуюся реальность вместе, алкоголя с кокаином было маловато – но усилие, которое делал мозг, чтобы участвовать в споре, нередко оказывалось гирькой, сдвигавшей чаши весов.
Пока мы орали друг на друга, мир как будто подмораживало. Мы могли какое-то время ходить по тонкому льду приблудных нарративов, забывая о зиянии, спрятанном под ними. Но стоило замолчать, как лед подламывался, и мы глубинными бомбами уходили в черные полыньи прозрения – каждый в свою.
Предмет нашего спора мог быть любым: музыка, книги, украинский вопрос, бессмертие души (тут мы почти сразу начинали дружно хохотать), спортивные тачки, яхты, английская недвижимость и подлость, сложная диалектика американской весны, Трамп и заговор джедаев…
Мы спорили даже о джанах.
И выяснилась одна любопытная деталь: Юра и Ринат во время своих опытов видели свет, а я нет. Этот свет назывался на пали «нимитта» и был, по их словам, очень красив.
