Возвращаю Черчу телефон. Салли смотрит на меня.
– Что с тобой? – спрашивает он. – Ты словно шину проглотила.
– Можно мне выйти из-за стола?
Мама моргает:
– Конечно. Зачем?
– Мне нужно наверх. Переодеться. Мы договорились, что я встречусь с Уоллисом у него дома после церемонии.
Мама с папой переглядываются.
– Мы ничего об этом не знали, – говорит папа.
– Простите. Забыла сказать вам, – вру я.
Спешу наверх и просматриваю гардероб, желая одеться получше. Во что-то действительно хорошее, скажем, в один из подарков на Рождество. Причесываюсь. Пытаюсь наложить на лицо немного косметики, у меня это не получается, снова пытаюсь. Уорлэнд – одно из последних имен в списке выпускников – церемония должна была уже закончиться.
Мама с папой позволяют мне уйти без особой суеты по этому поводу. Думаю, они остолбенели, увидев меня такой хорошенькой и при косметике.
Когда я подъезжаю к дому Килеров, оказывается, что он пуст. Паркуюсь на обочине, иду к дому и сажусь на крыльцо. Вечера в конце мая теплые. Там, далеко, солнце наполовину скрылось за горизонтом. Я была здесь очень давно. Мы с Уоллисом практически не разговаривали после моего письма Оливии Кэйн. Хотя по-прежнему вместе ели ланч в школе. Слишком сложно менять устоявшиеся привычки. Я не знаю, действительно ли еще предложение, сделанное ему издателем, и не знаю, ожидает ли он моего появления на пороге его дома в какой-нибудь из дней – как, например, сейчас – с недостающими страницами комикса в руках.
Я приехала потому, что хочу заставить его понять, как сильно терзает меня моя вина.
Сижу на крыльце минут пятнадцать, а потом вижу на улице машину, въезжающую на подъездную дорожку.
Из нее выходят Килеры. Сначала Тим, Брен и Люси. Затем Ви. Уоллис выбирается с заднего сиденья последним, и это означает, что он сидел между сестрами. Как они там все уместились, уму непостижимо.
– О, Элиза! Мы не ожидали увидеть тебя здесь, солнышко! – Ви подлетает ко мне и заключает в объятия.
Следующей подходит Люси, словно дружелюбие запрограммировано в ее ДНК. Вместо миллиона маленьких косичек у нее гладкие, прямые волосы.
– Ты видела фотографии, которые я послала Черчу? Я не стала делать много, он сказал, ему нужно всего несколько, так что…
– Да, я их видела.
Затем появляются Брен и Тим, но никто из них не лезет с объятиями, что меня вполне устраивает. Брен кладет руку на мое плечо. Сегодня ее волосы перехвачены широкой оранжевой лентой:
– Как ты себя чувствуешь?
– Не так уж плохо.
Она улыбается.
– Нам жаль, что тебя не было на церемонии выпуска, – говорит Тим, тоже улыбаясь. Прежде я не знала, как он ко мне относится, но теперь, раз он в курсе, что я автор «Моря чудовищ», мои ставки должны были повыситься. Это непременно. – Зайдешь к нам ненадолго?
– О… Не знаю. Я хотела быстренько поговорить с Уоллисом.
Тим оглядывается, Уоллис по-прежнему стоит у машины.
– Ну тогда ладно, мы вас оставим. – Он ведет остальную часть семейства в дом, и на опустевшей, тихой улице остаемся только мы с Уоллисом.
– Привет, – говорю я.
– Привет, – отвечает он. Его тихий голос едва преодолевает расстояние между нами. Шапочка и мантия засунуты у него под мышку; на нем рубашка с галстуком.
– Тебе идет галстук, – замечаю я.
– У меня такое чувство, будто меня задушили, – говорит он. – Ты накрасилась?
– Немного. Это выглядит глупо?
– Нет.
Засовываю прядь волос за ухо. Пытаюсь выровнять дыхание, и мои мысли с этого момента замедляются. Мое тело – не что-то отвратительное, что я должна постоянно таскать с собой. Меня не протягивают сквозь узкую трубу. Я здесь. Я могу это сделать.
Снова и снова повторяю это про себя, но не слишком убедительно. Пока еще.
– Люси прислала нам твои фотографии. И я почувствовала себя… Почувствовала себя по-настоящему счастливой.
– О'кей.
Делаю шаг по направлению к нему.
– Я не доделала комикс. Я сказала бы тебе, если бы у меня это получилось. Я… Я пыталась. – Он стоит неподвижно. – Ужасно хочу закончить. И ненавижу себя за то, что не могу. Ненавижу себя за то, что подвожу тебя. И ты был прав: у меня действительно есть все, что я только могу пожелать. Не думаю, что моя жизнь идеальна. Но она не хуже, чем у других, и я не должна жаловаться на нее так часто, как я это делаю.
Он молчит.
– Мне жаль, – говорю я, – что я лгала тебе и что я не могу закончить комикс.
По-прежнему никакой реакции.
Наконец я выпаливаю:
– Я скучаю по тебе.
– Ты скучаешь по мне, – бубнит он. Я не могу понять, что выражает его лицо.
– Я знаю, все стало странным в силу многих причин. И я не виню тебя, если ты… если ты ненавидишь меня. – Мои ноги начинают дрожать, поэтому я держу колени вместе. – Но я хочу, чтобы ты знал, что я скучаю по тебе и что мне не хочется, чтобы все было так, как есть. Если ты желаешь просто дружить со мной – или даже нет, – то так тому и быть, но когда лето закончится, мы больше уже не будем жить рядом.
После невыносимо продолжительного молчания он произносит:
– Не знаю, понимаешь ли ты, как я зол на тебя.
Желудок у меня стремительно сжимается:
– Что?
– Ты так долго лгала, даже после моего письма к тебе, и потом… что касается писательства. – Он пожимает большими плечами. – Я не знаю, как я буду платить за колледж. Наверное, придется много работать. Буду вкалывать большую часть лета, так что не думаю, что смогу встречаться с тобой.
– О.
– Вот.
– Да. – Я фокусирую взгляд на переднем бампере его машины.
Он идет мимо меня к дому. Никакого тебе «до свидания». Ни «увидимся». Он исчезает в доме, и я остаюсь одна. У меня такое чувство, будто мои ноги проваливаются сквозь землю. Иду по подъездной дорожке, словно по грязи, и когда дохожу до конца, то больше не могу сделать ни шагу. Сажусь на колени. Обхватываю руками шею, засовываю плечи между колен и дышу – резкими прерывистыми толчками.
Уоллис не простит меня. И не важно, что я буду говорить себе. Не важно, сколько раз я извинюсь перед ним или попробую что-то объяснить. Я не могла представить, что он не захочет даже просто дружить со мной. В самых ужасных моих кошмарах самым страшным было то, что он обнаруживал, кто я такая.
Уоллис не простит меня.
Тогда как это смогут сделать другие?
Личные сообщения форума Моря чудовищ
