Корова_Апокалипсиса: вот дерьмо. ты должна пойти к начальнику отделения и сказать, что он дискриминирует тебя по возрасту.
16:31 (Таящаяся присоединился (-ась) к беседе)
Таящаяся: Что происходит?
Корова_Апокалипсиса: говнистый учитель эм по матану обращается с ней не так, как с другими, смеется над ней в классе потому что она слишком молоденькая.
полбяныехлопья: Он не смеется надо мной
полбяныехлопья: Он называет меня малышкой каждый раз когда я говорю что у него в уравнении ошибка
полбяныехлопья: Как будто это у меня получился неправильный ответ и я сержусь из-за этого
* * *
Что мне нравится в Максе и Эмми: несколько недель без долгих разговоров, но они общаются со мной как ни в чем не бывало.
Таящаяся: Такое впечатление что он над тобой все-таки смеется.
Таящаяся: На самом-то деле он кажется просто козлом. Учителя, которые называют своих студенток малышками, сволочи и козлы, не важно кто какого возраста. Ты должна пожаловаться начальнику отделения.
полбяныехлопья: Да
полбяныехлопья: Может быть
полбяныехлопья: Как я сказала я просто должна дотянуть до конца семестра и сдать тест а потом я больше не буду его видеть
Корова_Апокалипсиса: мы серьезно, эм. это все никуда не годится. он не должен так поступать.
полбяныехлопья: Может сменим тему??
– Немного запыхалась, Эггз?
Вскакиваю и смотрю вверх. Папа идет ко мне по тропинке и улыбается, пока не замечает телефон у меня в руке. Я пытаюсь спрятать его в карман, но уже поздно.
– Я же говорила тебе, что плохо себя чувствую. – Встаю и отряхиваю штаны.
– Я думал, мы договорились, что обойдемся без телефонов.
– Ты, должно быть, сказал это только Салли и Черчу. Я ничего такого не слышала.
– Эггз…
Иду позади него:
– Я разговаривала со своими друзьями.
– Но у нас семейное предприятие. Я уверен, твои друзья поймут это, когда мы вернемся через несколько дней. – Одной рукой он быстро хватает меня за локоть и протягивает другую.
Я не отдаю телефон:
– Это было важно.
– Не сомневаюсь. – Голос у него высокий, требовательный. Я вся сжимаюсь. – Элиза.
Я таращусь на него. Он никогда не называет меня по имени.
– Это всего-навсего телефон! Здесь все равно наверняка не будет сигнала. Почему вы у меня все забираете?
– Думаю, ты проживешь пару дней без телефона, – говорит он внушительным Папиным Голосом. – И твоя мама согласится со мной. А теперь отдай его мне.
Вытаскиваю телефон из кармана, сую его ему, а затем иду вверх на голоса братьев. Папа остается сзади, возможно, для того, чтобы удостовериться, что я опять не отстану.
А я и не хочу останавливаться. Я так сердита, что могу идти несколько дней кряду.
Мама, Черч и Салли добрались до стоянки. Черч и Салли дерутся из-за палатки. Мама уже поставила одну.
– А я думал, вы там поумирали, – говорит Салли. Он смотрит на Черча. – Представляешь, мы будем жить в одной палатке.
Бросаю свой рюкзак в грязь.
– Заткнись, Салли.
Папа тихо разговаривает с мамой, демонстрируя ей мой телефон. Она сводит брови. И убирает телефон себе в карман.
Тру лицо руками. К щекам прилипли волосы, кожа чешется. Вокруг летают пчелы. Я приняла лекарство от аллергии, прежде чем мы отправились сюда, и в рюкзаке у меня еще одна таблетка, а у мамы еще одна, но если я дам аллергическую реакцию на укусы и меня придется срочно везти в больницу, это станет желанным облегчением.
Не будет никакой аллергической реакции. Ее не было у меня с десяти лет.
К несчастью.
Когда палатки поставлены, солнце уже скрылось за деревьями, и папа начинает разжигать костер. Закидываю вещи в палатку поменьше и ныряю в нее вслед за ними.
– Спасибо за помощь, – кричит Салли от костра, показывая мне средний палец.
– Салливан! – Мама шлепает его по руке.
Тогда он показывает мне язык. Я не обращаю на него внимания, закрываю палатку и разворачиваю спальный мешок посреди нее. Полиэстр не приглушает звуки леса, и я не хочу спать рядом с одной из хлипких стенок, потому что боюсь, что кто-нибудь может напасть на нас. Скорее всего, этого не произойдет, но рисковать не хочется.
Когда я залезаю в спальник, мама просовывает в палатку голову.
– Разве ты не пойдешь есть смоуры?
– Нет, – отвечаю я.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Прекрасно.
Она ненадолго замолкает.
– Это из-за телефона?
– Я устала.
– Мы хотим, чтобы ты проводила больше времени здесь, в реальном мире. Папа не собирался злить тебя, но мы…
Я отворачиваюсь и натягиваю на голову спальный мешок, ее голос становится глуше. Она вздыхает:
– Мы знаем, что ты не обязана быть здесь. И может быть… может быть, мы не слишком хорошо что-то понимаем. Все это. Друзья в Интернете, веб-комиксы, даже просто рисование. Мы пытаемся справиться с нашим непониманием. Хотим выяснить, почему это значит для тебя так много. Нас пугает то, как сильно ты увязла в своих интересах и как мало мы о них знаем. Ты ничего не объясняешь, и мы действуем на ощупь.
Она опять молчит и ждет, что я повернусь к ней. Я не делаю этого. Тогда она снова вздыхает и уходит. Ее ботинки чавкают по грязи, когда она возвращается к костру.
Они четверо разговаривают и смеются еще где-то час или два. В животе у меня урчит. Они ведь поужинали, а не только ели смоуры. В конце концов мама отправляет их всех спать. Черч и Салли залезают в палатку и устраиваются по обе стороны от меня, я притворяюсь, что сплю.
– И почему она дрыхнет? – тихо говорит Салли. – Дома ведь ложится не раньше двух.
– Устала, наверное, – еще тише отвечает Черч.
– От чего устала, от подъема на холм?
Черч ничего не отвечает. Они забираются в спальные мешки и полчаса шепчутся о том, что скоро начнется сезон игры в соккер на открытом поле. А я даже не поняла, что предыдущий сезон закончился, – мама с папой просто говорили мне, когда отвезти их на тренировку или забрать. Я не знаю, как они закончили сезон игры в зале. Были ли у них соревнования? Призы?
После довольно продолжительного молчания Салли произносит:
– Так ты действительно ходил на кастинг для мюзикла?
