В принципе Шаман мог оказаться кем угодно, потому что никаких внешних характеристик Филипп ему не давал. Наверное, так бывает, когда пытаешься смотреть на солнце: толком ничего не разглядеть, а от него зависит твоя жизнь.
Именно эта мысль и прослеживалась в дневнике, едва ли не до самого конца. А потом Шаман исчез, как будто Филипп запретил себе думать о нем.
Лия Александрова – совсем другое дело. Она повторяет историю Филиппа с точностью до наоборот. Не в плане зверств, конечно. Достаточно было сделать несколько запросов в Северск, а затем – в Новосибирск, чтобы картина ее жизни начала проясняться. Но только лет до семнадцати, где она – победительница областного конкурса юных скрипачей и многих олимпиад, в том числе по математике, информатике, химии. Светлая голова, которой прочат большое будущее. А по окончании школы ее ждут Москва, Питер и любой другой вуз Европы и Америки – тут уж по желанию. Удивительная судьба для сироты, которую воспитала бабушка из глухого сибирского Северска.
Но она пропадает. Ни один из вузов так не дождался Лии Александровой.
Слишком много сирот. Вот что думает Брагин.
Детство и отрочество Ерского надежно спрятано, утоплено в выгребной яме нежелательных воспоминаний. Зато потом – свет. Совсем другое дело Лия Александрова: с ее детством и отрочеством как раз все понятно, – вот оно стоит на табуретке, ярко освещенное. Но что было потом? Что их связывает, кроме зеркального отражения друг в друге, где правое и левое поменялись местами? Или уместнее говорить о давно забытых в цифровую эпоху фотографических позитиве и негативе?
Как бы то ни было, теперь Лия мертва. Оба они мертвы – и Лия, и Филипп.
А ее бабушка? Она жива?
…Тоже умерла. Года три назад.
Вернее – подложила свинью, именно эти слова употребил Игорь Корольков – одноклассник Александровой. Единственный из ее бывшего окружения, кто здесь и сейчас оказался в зоне доступа. Королькова нашла все та же дотошная Лера Гаврикова, и на беседу с ним Сергей Валентинович отправился не куда-нибудь, а в дельфинарий на Крестовском острове. Корольков отвечал там за кормежку белухи и терпеливо ожидал посвящения в дельфинотерапевты. Молодой человек Брагину понравился: симпатичный брюнет, – невысокий, но гибкий и хорошо сложенный. Лицо Королькова то и дело освещала улыбка, – внезапная, летучая, выпрыгивающая подобно дельфину из воды, – без всяких к тому оснований. Поначалу следователь дивился столь странной реакции Игоря на вполне серьезные вопросы. А потом, посидев у бассейна, поглазев на резиновые дельфиньи тела и послушав дельфиний же клекот (шла репетиция шоу), и сам поймал себя на глупейшей улыбке.
Миляги эти дельфины.
– …Так а что от меня нужно? – спросил Корольков после того, как Брагин представился и сообщил о гибели Лии.
Не сразу после, приходится признать. Минуту или две юноша шмыгал носом, громко втягивая в себя воздух. Брагин забеспокоился даже – как бы обслуга белух и дельфинов не задохнулась.
– Просто расскажите о ней. Виделись ли в последнее время, если да – когда именно, при каких обстоятельствах. О чем говорили.
– Ни о чем особенном. – Корольков сделал еще один глубокий вдох. – А виделись пару месяцев назад. В октябре. Да. Это был конец октября. Случайно встретились в метро. Я ее пригласил сюда, она приехала – на следующий день. Хотела посмотреть на дельфинов. А я хотел посмотреть на нее.
– До этого давно не встречались?
– С выпускного. Математический класс. Ну вы, наверное, уже знаете.
– В общих чертах.
В общих чертах это выглядело странно: стоило ли гробить силы на математику, чтобы в результате облачиться в пропахший сырой рыбой комбинезон.
– Я из-за нее там оказался – в математическом классе. Из-за Лии. А вообще-то я ее терпеть не могу, математику.
– Стоило ли мучиться? – удивился Брагин.
– Тогда мне казалось, что да.
– А теперь?
– И теперь. Это… был несчастный случай?
– Нет. Это было убийство.
– Ага. – Корольков снова надолго замолчал.
– Времени прошло не так уж много, так что вам будет нетрудно вспомнить, что вы делали четырнадцатого декабря сего года. Между, скажем, четырнадцатью и шестнадцатью часами.
– Значит, это четырнадцатого случилось… – произвел нехитрый подсчет выпускник математического класса. – И вы у меня об алиби спрашиваете.
– Стандартная процедура, – не стал отпираться Брагин.
– Смешно, че.
– Просто ответьте на вопрос.
– Здесь был. Где же еще. Вам все подтвердят. У нас ведь шоу нон-стопом – «Дельфины Северной столицы». И представления как раз в четырнадцать и в шестнадцать. Но если бы я знал то, что вы сейчас… Про время… Я бы постарался оказаться рядом с ней. Может быть, ничего бы не случилось.
Тут-то Игорь Корольков и улыбнулся в первый раз – своей дельфиньей улыбкой. Но ничего крамольного или вопиющего, бесчеловечного Брагин в ней не почувствовал. Так много в ней было грусти и какого-то – почти библейского – смирения.
– Вы были друзьями?
– Нет. Могли бы быть, если бы ей это было нужно. Но как раз друзья ей были не нужны.
– А кто нужен?
– Никто. Она только с бабкой своей носилась. Хотя даже бабкой ее не называла.
– А как?
– По имени. Стáля.
– Были знакомы с ней?
– Встречались, когда к ним заходил. Вообще-то, Лия не любила гостей. Не хотела, чтобы видели, как они живут.
– И как же они жили?
– Как триста спартанцев.
Наверное, это была шутка, потому что корольковский дельфин снова показался над водой. На долю секунды.
– Лия ничего не рассказывала о родителях? Что с ними произошло?
– Погибли, когда она была совсем маленькой. Вот и все, что я знаю. Она особо не распространялась. Она была… – Корольков даже пальцами щелкнул в поисках подходящего определения. – Скрытная. Да. Жесткая. Перла напролом, если чего-то хотела достичь. И у нее получалось. Даже удивительно. А еще она очень красивая… Была.
– Да, – согласился Брагин.
– В восьмом классе я в нее влюбился. А она – нет. Не влюбилась. И в других тоже нет, хотя за ней полшколы бегало. Она точно знала, на что стоит тратить время.
– На что?
– Ну… На карьеру. Чтобы не как триста спартанцев. Бабке ее уже начхать к тому времени было на всё. Инсульт накануне выпускного, это называется – подложить свинью. Так что на выпускном Лия только появилась. Ненадолго. Сталя через несколько дней умерла. А Лия уехала из города. Я думал – в Москву. Или за бугор, как хотела. Таранить лучшие универы. А потом – лучшие корпорации.
– А на самом деле?
