Удача улыбнулась оперу на третьей компании, когда на вопрос о Коляде какой-то молодой человек (с подозрительно похожей на Пашину бородой) неопределенно махнул рукой в сторону входа в клуб.
– А можно… туда? – на всякий случай поинтересовался Паша.
– Рискните.
Благословленный таким странным напутствием, Однолет взбежал на крыльцо, миновал двойной предбанник и оказался перед лестницей, ведущей на второй этаж. Все здесь дышало памятью о былом величии и роскоши, и даже тусклая масляная краска, которой были закрашены стены, не могла извести эту память окончательно.
Второй этаж выглядел намного оптимистичнее. Правда, восстановленные интерьеры с дубовыми панелями и мраморными каминами несколько портило огромное количество праздношатающейся публики: в основном – молодой, в основном – девушек. Но встречались и юноши, перемещавшиеся по комнатам особняка с какими-то плотными листами блестящего картона, осветительными приборами и кабелями. Если юноши (обвешанные профессиональными поясами с инструментами) были заняты хоть какой-то деятельностью, то девушки откровенно скучали, пялились в смартфоны и периодически делали селфи. А в свободное от селфи время о чем-то переговаривались полушепотом и пили бесконечный кофе. Кофе наливали тут же, в комнате, отведенной под импровизированный буфет. На огромном столе стояла целая батарея обычных граненых стаканов, тарелки с бутербродами под пленкой, закрытые пластиковые коробки с едой (на манер тех, что выдают в самолетах) и несколько гигантского размера судков и термосов.
Евгений Коляда нашелся в пятой по счету комнате, или, скорее, холле с роскошным деревянным порталом камина – на актера более или менее уверенно указала девушка из режиссерской группы. Режиссерская группа – так, судя по всему, назывались люди, полукольцом сидевшие напротив нескольких мониторов: их составили на столе в коридоре, перед большим актовым залом (в самом зале проходила или должна была проходить съемка).
Коляда – мужчина лет тридцати пяти, отдаленно напоминающий Джонни Деппа, – полулежал на единственном в холле диване и, кажется, дремал. Непонятно, правда, как можно было отключиться во всем этом тихом, но чрезвычайно навязчивом гуле голосов. Белом шуме. Переполненный впечатлениями, Паша стал немедленно соображать, играли ли когда-нибудь вместе Мэрил Стрип и Джонни Депп, но так и не смог надумать ничего путного.
И сосредоточился на Коляде. И даже покашлял деликатно, чтобы привлечь внимание сотрясателя моральных устоев.
– Ну? – Коляда приоткрыл один глаз и потер рукой подбородок.
– Я вам звонил. – Паша немедленно сунул в этот глаз свои корочки. – Лейтенант Однолет. Переговорим?
– Не совсем понимаю о чем, но давайте.
На короткое изложение фактажа – с датами, хронологией и прочими необходимыми подробностями – у Однолета ушло минуты три, после чего Коляда сбросил дрему окончательно. Он с каким-то сожалением посмотрел на лейтенанта, а потом вдруг спросил:
– А разве ментам бороду носить можно?
– Э? – на секунду растерялся Паша. – В принципе не приветствуется, но и не запрещается категорически… Да у меня и в удостоверении борода… Есть.
– Сейчас другая.
– Непохож, что ли? – совсем не так мыслилась Паше беседа со сластолюбивым павианом, а вот поди ж ты, приходится подстраиваться.
– На хипстоту похож, – мрачно заметил Коляда. – Тошнит от вас уже. Когда вы только кончитесь?
– Когда исчезнут все преступления с лица земли, – так же мрачно ответил Однолет.
– А. Ну да. Мент.
Покопавшись в заднем кармане джинсов, Коляда извлек на свет божий паспорт и протянул его Паше.
– Это что?
– Загранпаспорт. Последние две недели провел в Финке, восстанавливался после гастролей. Все отметки о пересечении границы на въезд и выезд проставлены. Так что к вашим смертоубийствам не имею никакого отношения. Не был, не состоял, не участвовал.
– Я вас ни в чем и не подозревал, – честно признался Однолет. – Но вы время от времени появлялись на Коллонтай, так?
– Жаба слила?
– Кто?
– Сонька. Больше некому.
– Собственно, до Софьи я разговаривал еще и с Лидией Генриховной…
– Ну, нашей Лидо́ эта квартира на хер не нужна со всем ее содержимым. Лидо – женщина не от земли, а от небушка. – Коляда светло и по-детски улыбнулся. – Богом поцелованная. С одной стороны, так и должно быть. А с другой… Плохо это.
– Почему? – удивился Паша.
– Потому что рядом с прекрасным цветком обязательно жаба нарисуется. И вроде бы с хорошими намерениями. Самыми честными. Все проблемы на себя взвалит безропотно, все беды руками разведет и преданной будет по самые гланды. И год, и два, и пять. А некоторые десятилетия выжидают.
– Чего?
– Чтобы к рукам побольше прилипло. А в идеале – прилипло всё. Вы Соньку-то видели?
– Мы успели… пообщаться.
– И как?
– Она показалась мне разумным человеком. Чрезвычайно наблюдательным. Готовым к конструктивному сотрудничеству.
– А я не об этом. – Коляда подмигнул Паше. – Я когда к ней ближе чем на два метра подхожу – сразу серой в нос шибает. Есть в ней что-то дьявольское.
Как и положено кукле-маньяку. Наспех склепанное большое тело; студенистое лицо, что в одно мгновение легко превращается в деревянную заготовку, болванку. Зубы-поршни, тяжелые веки и… способность выудить из Паши приглашение в кино, – не иначе, чем инфернальная.
Без дьявола тут не обошлось.
– Она, поди, не рассказывала вам, как в доверие к Лидо втерлась? Сама-то Сонька из какой-то Тьмутаракани, ни друзей, ни родных, приехала в Питер с одним чемоданом. Сначала уборщицей к нам в театрик устроилась. Потом на реквизит присела. А потом никто и мяукнуть не успел, а она уже – личный помощник Лидо и правая рука. Вот кто Сонька по должности?
– Офис-менеджер.
– Так себе звучит, но она сама выбрала. Чтобы не отсвечивать. Должностишка маленькая, невзрачная. А вот поинтересовался ли ты, лейтенант, где она живет?
Павиан Евгений при ближайшем рассмотрении оказался симпатичным мужиком и нравился Паше Однолету; не нравился ему только оборот, который приняла беседа. Получалось так, что симпатичный мужик распускает сплетни, как никчемная баба, а он, опер Однолет, вроде бы все эти сплетни поддерживает, полощет уши в историях, никакого отношения к убийству Сандры и Филиппа Ерского не имеющих.
– Я, вообще-то, совсем по другому делу ее опрашивал, – сухо сказал Паша.
– Ну… иногда полезно и бэкграунд узнать, как говорят мои маленькие пушистые друзья-сценаристы, – хохотнул Коляда. – Может, что и прояснится. А живет Сонька в четырехкомнатной квартире на Таврической. Ну, то есть, подживает у Лидо. Не удивлюсь, если Лидо ее прописала, она же без своей Софочки никуда. Сонька и на гастроли с нами таскается, сучка. В этом году первый раз не поехала, так у Лидо натурально ломки были. Она-то как считает?
