Но пакет Сандры очень уж чистенький и опрятный. Картофельные очистки и жестянки из-под шпрот там даже не ночевали. И, судя по размерам, в нем можно перенести одну вещь, максимум – две. Вопрос в том, что это за вещи и куда подевался пакет. Не пистолет же она туда засунула, в самом деле!..
Пистолет всплыл в сознании Паши в связи с квартирой № 1523, где было найдено тело Филиппа Ерского. Его вещи тоже нашлись, абсолютно все, – от трусов и джинсов до мягкого пуловера. Все эти сдержанные и даже невзрачные на вид тряпки стоили дороже, чем новая стиральная машинка, куда они были засунуты. Но не для стирки (на вещах не было ни пятнышка), а… для чего?
Спросить не у кого. Пока.
Потому что одежду Ерского в машинный барабан отправил убийца. Или сообщник убийцы, кто же еще. Однолету не очень-то хотелось думать в эту сторону, потому что там его поджидала Сандра с бумажным пакетом в руках. Игорь Самуилович Пасхавер, на попечении которого оказался труп Ерского, уже установил время смерти скрипача. Пока приблизительно – экспертное заключение ожидается в ближайшее время. Но и без него ясно, что если девушка покинула квартиру согласно времени, указанному на пленке с камеры в лифтовом холле, то не видеть труп она не могла.
Филипп Ерский был мертв уже как минимум час.
А насчет вещей Пашу просветил следователь районной прокуратуры Телятников, оказавшийся со своей бригадой на месте преступления раньше, чем Брагин и вечно ворчащий Пасхавер. От недолгого общения с Телятниковым у Паши остался не слишком приятный осадок. Похожий на бурую засохшую жижу, какая бывает на дне чашки с остатками какао, – если чашку не вымыть вовремя. От нее так просто не избавиться, хоть ногтями скреби. Вот и Телятникова хотелось с себя соскрести: он зачем-то прилип к оперу Однолету и всё поучал и поучал Пашу. По полкам разложил все его профессиональные косяки – нынешние и будущие. Мол, Паша неправильно сработал с местом преступления и с малолетним свидетелем. После нравоучений он перешел к красавчику Филиппу и как будто даже радовался тому, что с красавчиком произошло.
Аполлон, ети его мать. Тьфу.
Сам Телятников был далеко не Аполлон, скорее – сатир, если следовать греческой мифологии, но такая неприкрытая зависть к мертвому человеку – к чему она? При жизни Филипп был знаменит и удачлив, в отличие от районного хмыря Телятникова, но смерть все обнулила. Смысл обсуждать расты в его волосах, ботинки и пуловер, извлеченный из недр стиральной машинки?
«Пол и Шарк», фирма такая, – заявил Телятников, вон, и акула вышита. Производит одежду для состоятельных яхтсменов и всякие парусные регаты спонсирует, но носят все, кому не лень. Вернее, только те, кому не лень, и носят. Тема яхты всплыла не просто так: в заднем кармане джинсов обнаружился заграничный паспорт покойного. И фотография, заткнутая за обложку: на ней как раз и была заснята яхта, которая поначалу показалась Паше едва ли не круизным судном. Филипп Ерский и неизвестный мужчина лет пятидесяти, обняв друг друга за плечи, смотрели в камеру и улыбались. Наверное, так же улыбались друг другу неведомые Однолету Пол и Шарк, заработав миллионы на шмотье.
Пускай Телятников думает о миллионах, хе-хе.
Потом Паша вдруг вспомнил, что shark по-английски и есть акула. И Полом в этом дуэте явно выступал красавчик, а его дружок по обнимашкам – конченым Шарком, судя по физиономии. Холеной и благообразной, но и хищной одновременно. Такой тип легко перекусит тебе хребет и дальше пойдет, вернее – поплывет, лениво помахивая плавниками.
Снимок, найденный в паспорте, был сине-белым: белая яхта, синее море, Филипп – с мокрыми волосами, завернутый в клетчатый сине-белый плед; Шарк в белоснежной рубашке, в красном шейном платке и капитанке с черным лаковым козырьком и золотым крабом на тулье. Красный платок – единственное, что выбивается из цветовой гаммы. За мужчинами, на нижней части рубки, висел спасательный круг с надписью «Стикс».
Очевидно, именно так и называлась яхта.
Установить ее владельца – чисто техническая проблема при таких вводных: имя и снимок с элементами конструкции… или это называется такелаж? Паша Однолет не силен в яхтинге. И физиономист неважный. Ему, к примеру, кажется, что спутник Филиппа – финансовый воротила, член совета директоров чего-нибудь градообразующего, и вообще упырь офшорный. А он может оказаться безобидным капитаном «Стикса». Или одним из приглашенных на яхту: директором филармонии, знаменитым нейрохирургом, да мало ли кем еще?
А проблема (и отнюдь не технического свойства) заключается в самой фотографии. Почему убийца оставил ее в паспорте? Не заметить снимка он не мог, как не заметить паспорта: убийца – человек основательный. Хладнокровный, внимательный к мелочам. Тот еще чистюля и аккуратист. Как ни билась следственная группа в полном составе, обнаружить в квартире хоть какие-нибудь отпечатки она не смогла.
Всё вычищено и подтерто.
И вынесен мусор, если он вообще был. Странно, что коробки из-под пиццы остались. В одной валяется несколько потрепанных книг карманного формата, сплошь известные имена – Питер Хёг, Ю Нёсбе, Харуки Мураками. Но уважаемого Пашей Бегбедера среди них нет, – и выборку никак нельзя считать репрезентативной. Кроме книг (странное все же место найдено для крошечной библиотеки), уже в другой коробке, спрятана испачканная краской ветошь. Наверное, это как-то связано с рисунками на холодильнике.
Убийца предпочел не связываться с коробками, слишком уж громоздкие, но всё остальное приведено в идеальный порядок.
И всё говорит о том, что фотография в паспорте была оставлена намеренно, а вовсе не не замечена или забыта. Перебрасывая трап от мертвеца прямиком на яхту «Стикс», – какую цель преследовал убийца? А может, и не преследовал никакой: и фотография, вопреки тайным надеждам Однолета, важной информации не несла и замыкалась сама на себе. Ну встретились два мужика, ну щелкнулись – и разошлись. Каждый по своим филармониям и советам директоров. Живем дальше.
И умираем.
Тут сам капитан Вяткин голову бы сломал, что уж говорить о Паше Однолете?..
Если имя владельца яхты все еще было скрыто в тумане, то собственница квартиры выяснилась довольно быстро. Ею оказалась Лидия Генриховна Дезобри́ (1966 г. р.). Имя и фамилия показались Паше смутно знакомыми и, отвязанные от отчества, сложились то ли в новогоднюю праздничную подсветку на Троицком мосту, то ли в огни святого Эльма. А поисковый запрос подтвердил Пашины догадки, вывалив на голову опера сотни фотографий и десятки видео, биографическую статью в «Википедии» и кучу интервью в самых разных изданиях.
Лидия Дезобри была женщиной-мимом. А также – основательницей и бессменным руководителем театра пластики «Птичка Тари». И Дезобри, и пестуемый ею коллектив годами катались по Европам, Азиям и Америкам, собирая урожай из всевозможных премий на самых разных площадках. А с фотографий на Пашу взирала похожая на Пьеро девчонка. В отчаянно ярком театральном гриме и с отчаянно-рыжими, торчащими в разные стороны волосами. Были и снимки без грима, но Дезобри все равно оставалась рыжей девчонкой, несмотря на свои слегка за пятьдесят.
