Тем временем Борис, метавшийся по разоряемому городу, едва не был убит распоясавшимися гоплитами, привлечёнными богатым платьем царя. Его спасли общая неразбериха, чёткие удары мечей собственных гридней и нежелание ромеев погибать, когда город в их руках. Впрочем, ему повезло: он наткнулся на самого Цимисхия и сдался ему в плен с семьёй, домочадцами, со всей свитой и находившимися при нём царскими регалиями.
Византийцы прекратили нападать. Находившиеся во дворце воины воспользовались передышкой, промывали и перевязывали раны. Свенельд распорядился обшарить дворец в поисках съестного и накормить кметей. Провели перекличку, считая потери. Погибло много, но и здесь было почти тысяча человек — сила немалая. Какой-то болгарин поведал, что лично видел, как зарубили Якима. Свенельд, склонив голову, зашептал хвалу покойному.
Пока штурмовавшие город успешно его грабили, подошли свежие силы, не участвовавшие в битве, подкатили орудия. День клонился к закату. Смеркалось. Горящий снаряд врезался в здание дворца, рассыпавшись на тысячи огней, ярких в темнеющем небе, за ним тут же последовал второй, рухнувший во двор, покатился, ярым пламенем зажигая кметей. Истошный вопль терзал уши, противный запах горелого мяса забил ноздри. С одного из ратных сбили пламя, но поздно — чёрный огарок, терзаемый болью, он оглядывался пустыми глазницами с вытеками от лопнувших глаз, просил, чтобы его добили. Кто-то приблизился к нему с ножом...
Дым заполнял двор, дворец начинал гореть. Свенельд длинно протрубил в рог — к сбору, и, подхватив тяжёлое копьё, первым выскочил в проход. Их ждали, сомкнув ряды и выставив копья. Оперевшись на древко, Свенельд прыгнул, увернувшись от копейных тычков, рухнул в строй, опрокинув сразу двух гоплитов, мгновенно оказался на ногах, рубанул пером копья первого же ромея по жилистой шее так, что голова взлетела вверх от тела и пошёл валить, как на покосе, горбушей. Злость, бессильная против горящих снарядов, выливалась здесь, ломая железо и кромсая плоть. Византийцы, не выдержав сильного и яростного натиска, бросились в бег, увлекая за собою камнемётную прислугу
Миновав площадь перед дворцом, русские втянулись в улицу, свернулись плотным ежом, покатились к воротам, убивая всё мешавшее на пути. Ромеи обходили по переулкам, зажимали, поливали стрелами, гибли, но остановить не могли. Появление императора на белом рослом жеребце не прибавило ни сил, ни храбрости. В последний раз ромеи развернулись перед воротами, используя всё пространство. Вновь всплеск железа, треск ломаемых копий и раздираемых щитов. Тагматарх Евдемон, зажимая руками рану на животе, выл:
— Дайте им уйти! Пусть идут!
Не только в городе, но и за ним шёл пьяный разгул и дележ добычи. Цимисхий, даже если б захотел, не смог оторвать бы от грабежа и снова бросить в бой своё войско. Воины и шли за ним ради этого, стратиоты, наёмники, бывшие сторонники Варды Фоки. Да и незачем, он взял город.
Русские благополучно обогнули город и, никем не преследуемые, ушли туда, куда сутки назад направился Калокир.
Глава 24
Предугадывал князь падение Преслава, но и не предугадать было нельзя, когда заворочался медведем в своей византийской норе новый базилевс, обратив взор в сторону Болгарии. Ох, не нужно было тогда цепляться за Преслав, пленяя Бориса, брать власть в свои руки. Ну а что можно было сделать? Огромная сила обстоятельств влекла за собой и невозможно было их поворотить. Сама земля Болгарская требовала предать власть в руки боярской господы, вставшей за этим условием на сторону Святослава. Молча отошли комитопулы, оставшись верными своим убеждениям, но перестав считаться друзьями русскому князю. С одной стороны, можно было понять Давида с братьями: они не получили ничего, оставшись в своих прежних границах. Святослав же получил полную военную власть по всей Болгарии, кроме западной части. С другой стороны — комитопулы были врагами Бориса и Преславских бояр даже большими, чем ромеи. Да, Святослав не остановил раскол страны, но добился того же, что добивались комитопулы: Болгария полностью откачнулась от ромеев. Так казалось. Теперь же виделось иное, когда весь юг страны бежал наперегонки к Цимисхию с клятвами верности, забыв, что ещё вчера поносили византийцев. Храбро сражались преславцы, что толку? У Бориса и его бояр не хватило ни сил, ни воли объединить народ. А вот у Давида бы хватило. Не обошлось бы без котор и крови, но зато сейчас стояли бы бок о бок с русскими и остановили бы совокупно ромеев ещё у самых границ. Комитопулы одиноко заперлись в Сердике, а Святослав один в Доростоле.
Доростол сдавать нельзя. На снёме нарочитых мужей все в один голос соглашались, хмурясь и суровея лицами. Цимисхий отпустил пятерых воинов Свенельда, велев им передать условия мира: сдаться и, испросив прощения, удалиться из страны. Сдать город — вся кровь, все старания закрепиться в Болгарии пройдут напрасно. Биться придётся до последнего, но бывало так, что, разбившись о стены неприступного города, вражьи полчища отхлынивали несолоно хлебавши. Унизительные условия сдачи говорили о том, что император и не ждёт ухода русов.
Учтя ошибки, Святослав кого выгнал, а кого посадил в железа из тех, кто мог взбаламутить народ открыть ворота ромеям, предоставив также возможность покинуть Доростол всем желающим. Из города нескончаемым потоком валили жители. Пыль стояла столбом, скрипели телеги со скарбом, ржали лошади, густо трубили волы. В воздухе висел мат, орали бабы, голосила детвора. С вымолов одна за другой уходили гружённые людьми и добром лодьи. Хоть силком никого не гнали, народ уходил сам, предчувствуя, что сеча будет зла, коль сойдутся сам базилевс с русским князем. По улицам гридни волокли боярина в богатом платье. Тот упирался, выкрикивал: «За что ж меня-то?»
— Сдаются ваши базилевсу Симихию. Нету веры в вас больше у князя, — отвечали ему...
Встречь ромеям был послан воевода Станислав с пятью сотнями киевской и северской конницы. Опытный в боях, Станила устроил засаду передовому отряду ромеев, разбив и обратив его в бегство. От пленных узнали, что Цимисхий уже вышел из Преслава, оставив сильный гарнизон во главе с Феодосием Месониктом, назначенным таксиархом за доблесть, проявленную при штурме Преслава, на случай народных возмущений и стремительно движется к Доростолу, не встречая сопротивления. Болгарские бояре приносят ему клятвы на верность, снабжая его воинов обилием. Привыкший принимать решения единолично, Станислав повёл отряд дальше в сторону ромеев, хотя некоторые предлагали вернуться, считая, что узнали достаточно.
На следующий день русские столкнулись с отрядом тагматарха Фёдора из Мисифии. Ромеев было меньше, и они, избегая открытого столкновения, начали отступать, отстреливаясь. Станила запретил своим преследование, опасаясь засад. Ромеи возвращались, стреляли, и снова отступали, заманивая за собою русских. Путь был один — назад. Станила не решился отходить по дороге и, чтобы затруднить преследование, разделил отряд, приказав возвращаться горными тропами.
Впервые за всё время Колот получил от Святослава полнокровную сотню. В первой стычке с византийцами он потерял четырёх убитыми, один сейчас лежал на дороге со стрелою в горле. Сам виноват — дуром пустился за хитрыми ромеями вопреки наказам. Отправив своих со Станилой и сам взяв пятнадцать человек, прикрывал отход остальных.
