– Так он твой инструктор?
– Ага.
– Могло быть намного хуже.
– Задерживаем налево и направо, – сказал Тони. – В суд ходим, знакомимся. Настоящий джентльмен и учитель, вот кто я.
Мейс дружески шлепнула его по руке.
– Ха, да ты просто не хочешь заниматься бумажной работой.
– Эй, не разочаровывай девушку.
– Иногда я скучаю по перекличкам.
Тони заухмылялся.
– Мейс, ты психованная. Все по-старому, да… Распределяют ребят и колеса, а потом бегают кругами, потому что потерялись гребаные ключи от машины.
– Провела два года, пялясь в стенку.
Тони перестал улыбаться.
– И не говори, Мейс, и не говори.
– Тут ошиваются всё те же бандиты?
– Кроме тех, кто мертв, – да.
Перри кивнула на остальные патрульные машины.
– Есть еще кто знакомый?
– Вряд ли. Народ сейчас рассылают по всему городу.
– Напомни, сколько уже твоим детям?
– Один в колледже, двое в старшей школе и объедают меня по полной. Когда я дотяну до двадцати пяти и выйду на пенсию, придется искать еще работу.
– Иди в консультирование. Неважно, в какое, – там платят намного лучше.
– Ладно, лучше расскажи, какого черта ты тут делаешь в два часа ночи на своем модном байке и без «пушки»?
– Откуда ты знаешь, что я без «пушки»?
– Повтори дважды «нарушение режима пробации».
Мейс ухмыльнулась Фрэнси.
– Вот почему он такой классный инструктор. От этого парня ничто не скроется. На вид сплошные мышцы, но у чувака есть мозги.
– Серьезно, Мейс, зачем ты здесь?
– Ностальгия.
Тони рассмеялся.
– Лучше посмотри фотоальбом. Улицы – штука несправедливая, особенно здесь. – Он снова посерьезнел. – Ты знаешь это лучше других.
– Знаю, ты прав. Они так и не выяснили, кто накачал меня наркотой. И это неправильно.
– Я знаю.
– Так сколько «синих» думает, что я замаралась?
– Честно?
– Другого ответа мне не нужно.
– Семьдесят на тридцать в твою пользу.
– Могло быть и хуже.
– Да уж точно могло, если подумать, с кем ты делишь ДНК.
– Бет – образцовый коп. Она шла с самого низа, как и я.
– Ага, но она девчонка, и ты знаешь, что кое-кому это до сих пор не нравится.
– Ладно, Тони, продержись еще четыре года.
– Я считаю, детка, считаю каждый проклятый день.
Мейс обернулась к Фрэнси:
– Если Тони потянется за «пушкой», не забывай пригнуться. Этот сукин сын никогда не попадает, куда целится.
Глава 42
Мейс поехала дальше, в глубь тех мест, куда даже ей, при всей ее любви к риску, не следовало соваться без оружия и двух патрульных «крейсеров» поддержки. Однако она точно знала, куда едет. Ей нужно посмотреть на это место; Перри сама толком не знала зачем, но чувствовала, что должна. Наверное, это желание было вызвано словами Моны, сказанными в туалетной комнате. Мейс могла принять неудачу и даже возвращение в тюрьму, но она ни за что не утопит вместе с собой Бет.
Перри сбавила скорость, чувствуя силуэты на улицах, взгляды из-за занавешенных окон, головы за тонированными стеклами машин – и каждый интересуется, что она здесь делает в такое время. Здешняя человеческая экосистема была хрупкой и необычайно устойчивой одновременно, к тому же незнакомой подавляющему большинству граждан страны. Однако эта система многие годы завораживала Мейс. Грань между копом и преступником здесь была и очень тонкой, и очень толстой. Ни один человек со стороны не поймет, что это значит, но любой полицейский мгновенно ухватит суть.
Мейс посмотрела вверх. Оно стояло прямо перед ней. Выросло посреди Шестого района, как глиобластома среди обычных опухолей. Заброшенный многоквартирный дом, повидавший больше наркотиков, смертей и извращений, чем любое другое здание в городе. Копы раз за разом зачищали его, но бандиты всегда возвращались, как муравьи после дезинсекции. На крыше этого здания Мейс устроила свой НП, наблюдательный пост, который держался главным образом благодаря тому, что никакому бандиту не пришло бы в голову, что туда может проникнуть полицейский. У нее ушел месяц работы под прикрытием, чтобы внедриться в этот мир, пряча камеру и прочую оптику под мешковатой одеждой. Все это время она покупала и продавала наркотики и отбивалась от сексуальных порывов стаи хищников то острым языком, то «Глоком 37». В работе под прикрытием в этом месте были и хорошие стороны. Подозрение здесь вызывал не пистолет, а его отсутствие, поскольку оружие носили все.
С крыши отлично просматривалась точка, которой пользовалась троица братьев-латиноамериканцев, возглавляющих одну из самых жестоких банд в округе Колумбия. Мейс в это время работала в отделе по борьбе с наркотиками, но она смотрела дальше конфискации нескольких партий «дури». Этих людей подозревали в десятке с лишним убийств. Мейс делала снимки, а парни из ее группы прослушивали разговоры по мобильникам, надеясь упаковать этих латиносов пожизненно.
Здесь мало что изменилось. По-прежнему свалка, по-прежнему почти заброшенно, но преступники здесь больше не роятся, с тех пор как Бет установила на первом этаже здания полицейскую станцию связи. Двое латиносов перебрались в Хьюстон – по крайней мере, так Мейс слышала в тюрьме. Третьего брата нашли в парке Рок-Крик – скорее скелет, чем труп. Ходил слух, что старшие братья огорчились, когда узнали, что тот снимает сливки с их торговли себе в карман. По-видимому, принцип «жестоко, но справедливо» работал и в семье. Мейс была убеждена, что братья раскрыли ее, либо получив весточку с улиц, либо от крота в полиции, или же благодаря слепой удаче.
«Почему вы просто не пустили мне пулю в голову? Это быстрее и не так больно».
И сейчас Мейс пришло в голову, ярче, чем когда-либо за два года в тюрьме, что мерзавцы, подставившие ее, скорее всего, так и останутся безнаказанными. Лежа на железной кровати, она строила детальные планы, как будет изучать самые незначительные улики, работать над делом каждую секунду бодрствования, пока не возьмет их. И тогда она торжественно войдет в полицейский участок, таща за собой схваченных бандитов, и мир снова станет правильным…
Сидя на «Дукати», Мейс изумленно покачала головой. «Неужели я и вправду в это верила?»
Тридцать процентов «синих» округа Колумбия считали ее виновной. Это две сотни копов. Тридцать звучит намного лучше, чем две сотни.
Мейс понимала, что ей не следует беспокоиться, что в действительности это не имеет значения, но для нее это имело значение. Она посмотрела на переулок, куда зашла той ночью, несколько часов разглядывая его через фотообъектив, и где ее жизнь навсегда изменилась. Влажная тряпка на лице, превращающая мозги в желе. Сильные руки, схватившие ее. Визг шин, быстрая езда в ад. Укол иглы, нос что-то втягивает, в горло льется жидкость. Рвота, рыдания, стоны, проклятия. Но в основном рыдания. Они сломали ее. Им потребовалось много усилий, но они победили.
