– Вы уж постарайтесь, – сказал замполит неловко.
– Уж постараемся.
– А можно ему передачку?
Ирина не успела ответить, как во двор влетела невысокая полная женщина с роскошными волосами пшеничного цвета и накинулась на директрису:
– Надеждочка Георгиевна! Слава богу, вы тут! – воскликнула она. – Ой, здрассти…
– Здравствуйте.
– Можно я у вас украду Надежду Георгиевну? Это очень важно!
Не дожидаясь разрешения, вновь прибывшая потащила директрису на другой конец дворика, где стала что-то объяснять, горячась и бурно жестикулируя.
Ирина повернулась к замполиту, чтобы объяснить насчет передач, но обнаружила, что он как зачарованный наблюдает за перепалкой женщин.
Сообразив по обескураженному виду директрисы, что у нее возникли крупные проблемы, Ирина сказала, что предстоящее заседание будет коротким. Скорее всего, свидетели не явятся, и суд объявит перерыв до завтра, так что Надежда Георгиевна сможет заняться своими делами.
Но одна свидетельница все же явилась. Перед самым началом заседания Валерий перехватил Ирину и шепнул: «Помни, без нажима и любопытства».
Что ж, она и не собиралась ни на кого давить, но, как только машинистка, предполагаемая обладательница второй заколки, заняла свидетельское место, у Ирины возникло мучительное чувство, что она раньше уже видела эту женщину и даже разговаривала с нею.
Ирина знала, что в таких случаях напрягать память бесполезно, ответ приходит сам, внезапно и неожиданно. И все-таки где? Молодая тетка, худенькая, миловидная, тщательно и со вкусом одетая, но какая-то поношенная, что ли… Овал лица уже просел, волосы будто свалялись, взгляд тусклый… Нет, определенно, они знакомы! Только Ирина никогда не пользовалась услугами профессиональной машинистки, она еще в школе по самоучителю овладела слепым методом и прекрасно печатала сама. А какие у них еще могли быть точки соприкосновения? Может, дети ходят в один садик?
Вот память, подводит в самый ответственный момент!
Ирина потерла лоб ладонью.
Машинистка уверенным тоном сообщила, что не помнит, дарили ей заколку или нет. У нее много знакомых, и все чего-то дарят. То одно, то другое, за всем не уследишь. Вроде бы не было у нее такого зажима для волос. А может, и был. Но скорее нет, чем да. Вот чего другое она бы, конечно, запомнила, а такую финтифлюшку – извините.
Ирина сильно сдавила голову обеими руками, надеясь хоть так выжать воспоминание из недр своего капризного мозга. Прямо эпидемия амнезии охватила суд!
Валерий рекомендовал не нажимать на свидетельницу, стало быть, надо отпустить ее, удовлетворившись порцией идиотизма вместо полезной информации. Ну не помнит человек, ничего не поделаешь, оборвалась ниточка, поэтому, товарищ судья, выносите приговор, исходя из других доказательств.
– Вера Тимофеевна, вам понятно, что такое ответственность за дачу заведомо ложных показаний? – спросила Ирина строго.
– Да, конечно.
– Тогда послушайте меня внимательно и ради вашего же блага попытайтесь осмыслить то, что я говорю. Информация по вашей заколке крайне необходима суду для принятия решения, это понятно?
Свидетельница кивнула.
– Эта информация настолько важна, что, не получив ее от вас, я вынуждена буду отправить дело на доследование. Вновь откроется следствие, и вы станете там центральной фигурой.
– Товарищ судья, вы запугиваете свидетельницу, – выкрикнул Бабкин со своего место.
– Нет, я просто информирую, как будет. Проведут биологическую экспертизу волоса, обнаруженного на вещественном доказательстве, на предмет сходства с вашими волосами, проведут у вас обыск, опросят ваших друзей и коллег, устроят очную ставку со свидетелем и много что еще. Поверьте, следствие получит ответы на все интересующие его вопросы.
– Ну пусть получает, мне-то что? – пожала плечами свидетельница. – Что я сделаю, если я не помню.
Ирина ласково улыбнулась:
– А вы напрягите память. Взгляните еще раз на вещественное доказательство и сосредоточьтесь.
Женщина растерянно озиралась. Ирина поймала взгляд, который она кинула на Бабкина, – долгий, тяжелый, и внезапно сообразила, где она видела эту даму. Ну конечно, у помпрокурора, когда единственный раз пришла к нему в гости! Тогда машинистка выглядела, кажется, посвежее. Вроде бы она пришла в качестве девушки кого-то из коллег Бабкина. Но кого? Ирина мало общалась со следователями и оперсоставом вне работы, почти всех знала в лицо, но не запоминала, как кого зовут. Может, она вышла замуж за своего ухажера и ждет ребенка, поэтому Валерий и попросил на нее не давить?
– Поймите, – продолжала Ирина как могла мягко, – наш народ не одобряет напрасной траты своих денег, а когда приходится расходовать кучу сил, времени и средств, чтобы выяснить то, что вы можете сейчас сказать за две секунды, это вызывает закономерное возмущение у государственной власти. За это наказывают.
– Вы снова запугиваете свидетеля! – выкрикнул Бабкин.
– И снова – нет. Я просто разъясняю Вере Тимофеевне ее гражданский долг, ответственность за отказ от дачи показаний и дачу заведомо ложных показаний. Необходимо, чтобы Вера Тимофеевна совершенно ясно представляла свои обязанности перед судом, а также последствия их ненадлежащего исполнения. Лжесвидетельство – это серьезное преступление. Это не просто ай-ай-ай, это следствие, суд и в итоге – реальный срок.
– Вы давите на свидетельницу! – вскочил Бабкин. – Угрозами вынуждаете ее давать нужные вам показания! Если так пойдет дальше, мне придется заявить вам отвод!
Очень даже неплохой вариант ускользнуть от ответственности!
Ирина обвела зал суда глазами. Народу по-прежнему много, но в рядах появились пустые места. Впереди сидят потерпевшие, они стараются держаться вместе. Много людей с блокнотами, видимо, журналисты. Есть среди них молодые, а есть и несколько солидных, хорошо одетых мужчин, а вот ухоженная женщина с безукоризненной прической – известный публицист. Накрашенные губы прихотливо изогнуты, брови насуплены – кажется, ей не очень нравится настырность судьи. Не хочется переделывать ладно скроенную и крепко сшитую историю про рокера-маньяка.
Много пожилых людей, одиноких пенсионеров, которым некуда пойти. В уголке скромно сидит замполит, молодец, не бросил товарища ради законного отдыха. А вот и подруга Надежды Георгиевны, ах, какие чудесные волосы… И глаза сверкают, бедняжка чуть не подпрыгивает на месте от нетерпения. Как там в книге? Знойная женщина, мечта поэта.
Суд должен быть открытым, Ирина это понимала, но не любила публику, поэтому обычно она мысленно как бы набрасывала на зал покрывало невидимости, представляя, будто зрителей нет.
Народ имеет право наблюдать суд, но суд не обязан видеть народ, думала она.
Но люди ждут. Родные ждут возмездия, журналисты – материал, а все остальные просто хотят знать, что страшный убийца пойман и можно снова спокойно ходить по улицам.
