— А если вы подсадите стволовые клетки мне, я смогу дожить до пятисот лет?
— Вы не больны, а я рисковал бы вместе со стволовыми клетками подсадить вам рак. Вся проблема в том, что IPS-клетки нестабильны, а иногда и аберрантны. Мышь не переносит подобной манипуляции, так что вам опухоль гарантирована.
— Когда мы начнем жить до трехсот лет?
— Но вы, кажется, нацелились на пятьсот?
— Я готов пересмотреть свои аппетиты и снизить планку до двухсот пятидесяти или даже до двухсот лет.
У Роми вся жизнь была впереди, и это научное свидание совершенно ее не интересовало. Идея дожить до двухсот лет кажется десятилетней девочке такой же нудной, как просмотр 52-минутного фильма о замках Луары под Королевский марш восемнадцатого века Жан-Батиста Люлли. Доктор Буганим обращался скорее к ней, чем ко мне, и потому изъяснялся терминами, понятными подростку. Он был профессионалом презентаций и речей на всяческих собраниях, совещаниях, форумах и конференциях, где ему приходилось выбивать у государства и выпрашивать у богатеев финансирование, хотя для биотехнолога это и было чистой воды вредоносным хронофагом
[183]. Ученые вынуждены продавать свои открытия, чтобы оплачивать пробирки. Доктор согласился на встречу, потому что в отделе по связям с общественностью университетской клиники поверили, что я — Великий Репортер с французского телевидения. Буганим надеялся подобрать крохи моей известности — ради спасения человечества. Такую стратегию кандидат в президенты от социалистов Сеголен Руаяль назвала беспроигрышной в 2007 году, прямо перед тем, как вчистую продула гонку Николя Саркози.
— Мадемуазель Роми, — продолжил он, — позвольте объяснить, как вы пришли в этот мир. Сначала фертильная сперма дает яйцо, которое называется зигота. Клетка начинает делиться на 2, 4, 8, 16 частей. Когда число клеток доходит до 64, мы получаем очень юный эмбрион — бластоцисту, похожую на полый шар или пузырек со скоплением у одного из полюсов внутренней клеточной массы. Ученые вырастили эти клетки и выяснили, что они регенерируют и остаются бесконечно идентичными.
Роми была покорена. Я «перезапустил» ее, как когда-то мой учитель Ив Мурузи
[184] поступал со мной.
— Один ваш знаменитый собрат объяснил мне, что некоторые клетки бессмертны.
— Да, эмбриональные стволовые клетки бессмертны.
Я забыл упомянуть, что мы беседовали на английском. Роми с трудом улавливала смысл, а меня смешил израильский акцент собеседника: он говорил точь-в-точь как Адам Сэндлер в лучшей комедии о Земле обетованной «Не шутите с Зоханом». Чтобы не заржать в подобной ситуации, нельзя зацикливаться на смешных оборотах речи, и я пытался думать о том, что за двадцатилетнюю карьеру на телевидении не «допрашивал» ни одного лауреата еженедельника Science. Будет проще, если я переведу последующий диалог.
— Cтволовые эмбриональные клетки действительно бессмертны, — спокойно повторил Буганим.
— Они как хамелеоны? — спросила Роми, потрясающая в роли спарринг-интервьюера.
— Да. Они могут стать всем, что тебе понадобится. Ну… Почти всем. Отсюда их название — плюрипотентные.
Йозеф рисовал на пейперборде круглые клетки, напомнившие мне Шадоков
[185] (еще одна стариковская ассоциация!).
— Расскажите мне о тех японцах, которые выяснили, что стволовые клетки можно создавать. Что такое система IPS?
— Уточняю: не только стволовые, но и эмбриональные стволовые клетки. Те, что способны самообновляться, образуя новые стволовые клетки, делиться и превращаться в клетки различных органов и тканей. У каждого взрослого человека есть стволовые клетки. Во всех наших органах, в том числе у Роми. Но эти клетки способны регенерировать один определенный орган. Японцы спросили себя, нельзя ли взять взрослые клетки и перепрограммировать их в эмбриональные стволовые, то есть плюрипотентные. Это позволяло решить две проблемы:
1) этический вопрос — не слишком хорошо разрушать человеческие эмбрионы, пусть даже я не уверен, что бластоциста, этот микроскопический шарик, может считаться самостоятельной жизнью;
2) иммунное отторжение — если я ввожу тебе эмбриональные клетки другого индивида, происходит отторжение, но этого не случается, если они взяты из твоего собственного тела, например, с помощью дермальной биопсии.
Профессор изобразил почесывание под мышкой. Роми встревожилась и повернулась ко мне:
— Доктор ведь не будет делать нам уколы?
— Успокойся, дорогая, никто ничего тебе не сделает.
— Даже если бы и пришлось, это не больно, — подтвердил профессор.
— Значит, японские ученые взяли клетки взрослого человека и… омолодили их? — спросил я.
— Именно так. Я беру клетки твоей кожи, ввожу несколько генов, мы ждем две-три недели и вдруг получаем эмбриональные сымитированные клетки, отсюда «I» в IPS. Индуцированные.
— Сумасшедший дом!
— Вы правы, это очень странно! Никто не думал, что подобное возможно! Да что там — и думать не думали, что для подобной операции достаточно четырех генов! В нашем теле их 20 000, а для путешествия во времени от взрослых к плюрипотентным эмбриональным достаточно четырех. Честь открытия принадлежит также британцу — Джону Гердону, он первым перепрограммировал клетки и разделил Нобелевскую премию по медицине за 2012 год с Синьей Яманакой. Именно он разработал методику клонирования овечки Долли: взял зиготу лягушки и извлек взрослые клетки кожи, ввел их в яйцеклетку и получил эмбрион. Берешь ядро взрослой (зрелой) клетки, помещаешь в зиготу, и вот тебе клон. Яйцеклетка начала делиться на две, четыре, восемь, и так до бластоцисты. По этой системе можно клонировать все.
— И меня? Меня можно клонировать? — воскликнула Роми.
Я был в восторге — всего за час моя дочь начала отлично понимать английский в израильском исполнении!
— Не как в «Звездных войнах». Скажем так: можно сделать новую, генетически идентичную Роми. Я беру клетку твоей кожи, беру твою ДНК и помещаю ее в энуклеированную яйцеклетку женщины, даю ей несколько дней, чтобы подросла, потом ввожу матери-носительнице: девять месяцев спустя ты клонирована. Мы получим ребенка, точную твою копию.
Лицо у Роми стало испуганное, и я решил вмешаться — никто не смеет травмировать мою дочь!
