Почувствовав неладное, Рейчел встала и подошла к ней.
– Как будто небо истекает кровью, – пробормотала она. – Похоже, налет был тяжелый.
– Сигнал отбоя не прозвучал – значит, еще не кончено.
Словно в подтверждение снова раздались выстрелы.
– На этот раз может быть близко, – предположила Сид. – На соседней улице есть бомбоубежище. Давай приготовим бутерброды и термос на случай, если придется туда идти.
К счастью, им не пришлось никуда идти. Час спустя они выключили свет и выглянули из окна: небо все еще пылало, обволакивая уже не один, а несколько гигантских столбов дыма.
– Давай послушаем новости.
– Радиоприемник сломался. Я все собиралась починить, да не успела.
Перекусили бутербродами и выпили кофе из термоса, «чтоб зря не пропал», как выразилась Рейчел.
– Мне не нравится, что ты остаешься в городе, – добавила она.
– Ничего страшного – у меня тихая, спокойная, скучная работа.
Сыграли в пикет. Сид всегда выигрывала, но сегодня ей не везло. На ум пришла старая поговорка, но она благоразумно оставила ее при себе. Выглянув еще раз в окно, обе, не сговариваясь, решили лечь спать.
Сид успела задремать, когда зазвонил телефон: это оказалась дежурная со станции скорой помощи.
– Категорически не хватает машин, да и всего остального тоже, так что немедленно приезжайте.
На часах было половина пятого. Сид натянула старый рабочий комбинезон поверх теплого свитера и пошла сообщить Рейчел.
* * *
Семья как раз заканчивала поздний ужин – пришлось отложить из-за того, что все хотели принять ванну после турнира, когда зазвонил телефон. Хью поспешно вскочил на ноги.
– Это наверняка Сибил! – крикнул он, выбегая из столовой.
Он всю дорогу безуспешно пытался дозвониться в больницу.
– Надеюсь, – заметила Дюши. – Он и так весь испереживался.
По радио передали, что немцы совершили массированный налет на Лондон. Эта новость вызвала беспокойство у многих: Вилли переживала за Луизу (та позвонила сообщить, что не приедет до воскресенья – ей позарез нужно посмотреть какую-то пьесу). Дюши волновалась за Рейчел, а Эдвард втайне беспокоился за Диану, с которой провел прошлую ночь (она собиралась остаться в городе и заняться покупками).
Вернулся Хью: вид у него был мрачный.
– Они бомбили пристань, – сказал он. – Ист-Энд и доки.
– Которую из них? – резко спросил Бриг.
– Боюсь, все три. Лесопилки взлетели на воздух, как бочки с порохом. Звонил старый Джордж, он не на дежурстве – просто сходил посмотреть. Пока мы разговаривали, он сказал, что начинается очередная атака. Он звонил из автомата – деньги кончились, и больше я ничего не успел выяснить.
Воцарилась тишина.
– Мы разорены? – спросил Тедди.
– Вполне возможно, – ответил его отец. – Хью, нам надо съездить в Лондон.
– Сегодня уже нет никакого смысла, – возразил Бриг. – Поезжайте завтра утром.
Полли заплакала.
– Бедные лондонцы! Каково им теперь – дома разрушены, наверняка много народу погибло!
– Солнышко, будем надеяться, все не так плохо, – утешил ее Хью, садясь рядом.
Однако на следующее утро выяснилось, что все так и есть: четыреста человек убиты на месте, около полутора тысяч серьезно ранены. Тысячи людей остались без дома, на развалинах из камней и битого стекла.
Луиза
Осень – зима 1940
Это была ее первая взрослая вечеринка – совсем не то, что семейное сборище, где тебя автоматически низводят до сомнительного статуса «условно-взрослой». Настоящая вечеринка, полная незнакомцев – и все старше ее! – кроме маминой подруги Гермионы Небворт. Гермиона – с ума сойти, какая она добрая! – пригласила ее совершенно неожиданно, более того – убедила маму разрешить ей переночевать в Лондоне. «Дорогая, – сказала она Вилли, – мне позарез нужна молодая девушка! Там соберутся одни мамонты! К тому же Луизе давно пора общаться с приличными людьми вместо театральной шпаны!»
Всего этого Луиза, конечно, не знала: мать лишь сообщила, что с ней хочет поговорить Гермиона.
– Гермиона? Не знаю такой – кроме жены Леонтса.
– Ну конечно, знаешь! Гермиона Небворт! – Вилли пришлось кричать из кабинета – девочка застряла на верхней площадке. – Луиза! Давай быстрее, это междугородний звонок!
Луиза взяла за правило делать (почти) все, что велит мать, но крайне медленно. Спускаясь по ступенькам, она напустила на себя вид оскорбленного достоинства.
– Поскольку сказанное мной противоречит обвинению, – бормотала она себе под нос, – и свидетельствовать в мою пользу, кроме меня, некому…
– Луиза!
Впрочем, дело обернулось восхитительным приглашением. В любом случае все лучше, чем киснуть дома. Театральную школу закрыли из-за налетов. Она пыталась найти работу в репертуарных театрах, но ее нигде не брали.
Они с мамой слегка поцапались из-за наряда: у нее ведь совсем нет приличных платьев, и она собиралась одолжить мамино. Конечно же, та не разрешила! Видите ли, они все для нее слишком старые! Пришлось довольствоваться ненавистным розовым атласом, к тому же чересчур коротким.
Однако первое, что она услышала, переступив порог шикарной квартиры в Мэйфере, было:
– Тебе наверняка понадобится новое платье!
Гермиона повела ее в свой магазин – всего в пяти минутах ходьбы, и нашла ей восхитительный голубой шифон с бретельками, из тех, что носят без лифчика – с ума сойти! А еще она подарила ей пару французского белья – нежно-голубой сатин с кремовым кружевом, и настоящие шелковые чулки.
И теперь в синей столовой – ужасно темной днем, но хозяйка все равно никогда не обедала дома – при свечах собрались восемь человек. Гермиона заказала роскошные блюда из соседнего отеля: икра, жареная куропатка, шоколадный мусс, розовое шампанское и восхитительная закуска из грибов и кусочков бекона. Луиза ела все подряд, но в беседе особого участия не принимала. Все вокруг было в новинку, гости вели взрослые разговоры, и она ужасно боялась ляпнуть что-нибудь невпопад. Семейные пары: мужья в форме, жены в вечерних платьях. Еще один, не такой старый, но тихий и, кажется, всецело преданный Гермионе, хотя та его едва замечала. Напротив Луизы сидел еще один офицер во флотском мундире – не такой старый, как семейные пары, но все же не меньше тридцати. Сама она сидела между офицерами. Те были очень любезны с ней, задавали всякие скучные вопросы: где живет, чем занимается. Тут их прервала Гермиона:
– Малкольм, это дочь Эдварда Казалета. Ты ведь помнишь Эдварда?
– Ах да, конечно, помню!
И от Луизы не укрылось, что его жена посмотрела на нее с удвоенным интересом.
